палату искажённым звуком, в котором угадывалось многое и ничего. Скучно, и им тоже скучно, я видела, как они поглядывали на нас, вырываясь из этого цифрового оцепенения, не решаясь подойти к нам, поиграть с девочками.
Мариночка и Оленька стали кормить меня, хихикая и дурачась на кровати Марины, в этот день у них прибавилось сил, они ожили. Я подчинялась им, принимая ложку за ложкой каши, не успевая проглотить, как мне совали следующую. Как здорово, что они больше не спрашивают меня о лодке, о папе, кормившем их и катавшим по бесконечной реке под водопадом солнечных лучей. Они забыли про тот ужас, что творился в этом вырванном из другого мира куске пространства, забыли и хорошо, мне нечего им ответить, я не знаю, что это было, но уверена, точно знаю – это было по-настоящему. Такая глупая, наверное, детская уверенность, я постоянно анализирую каждое своё слово, каждую мысль, старею, как сказала в шутку Людмила, мне этот мир напомнил кусок карты из стратегии, когда ты только-только вступил в игру, ничего вокруг нет, лишь кусок земли, а вокруг неизвестность, и кажется, что ты висишь в пространстве, вырванная кем-то или чем-то, помещённый в безвоздушное ничто. А так и есть, мы все здесь вырванные из жизни, наша палата тоже висит в бесконечном ничто, и лишь изредка к нам приходят другие, те, кто остался за границами нашего кусочка мира, оттуда, где нас уже давно нет. Придёт время, и мы сможем сделать первый шаг в поле неизвестности, как и в той игре, осторожно осваивать новые земли, открывать для себя новое, пока лавина живого мира не потащит нас с бешенной скоростью вперёд, раздавливая, толкая, заставляя двигаться быстрее, пока не забьёшься у себя дома, закроешься на время от всех, от всего этого быстрого, безумного и бесконечно безразличного мира.
Когда пришла медсестра, а за ней ещё две, вкатывая в нашу пустоту артиллерию из капельниц, Оленька очень серьёзно посмотрела на меня и сказала: «Мы больше не боимся. Ты нас спасёшь от этих чудовищ!». Мариночка закивала и зашептала, чтобы слышали только мы, искоса поглядывая на спокойных бесстрастных медсестёр: «Не бросай нас, пожалуйста! Они… они… они хотят нас съесть!» Не помню, что я прошептала им в ответ, девочки успокоились, и я тоже, почему-то уверенная, что выполню обещание, которое им дала, которое не помню.
Принесли капельницы мне и девочкам, остальные девчонки ушли на обследование, у них дела идут на поправку, наверное, выпишут через месяц. Странно, всего один пакет и вены от него не гудят, голову не ломит вместе с костями. У девочек тоже всё хорошо, лежат, болтают. Тихо смеются, не как обычно, когда проваливаешься в тяжкий сон через пять минут. Медсестра коротко сказала, что это маркеры и через час, может, позже, нас повезут на томограф. Интересно, что они ещё не видели во мне или в девочках? Сколько раз уже я лежала в этом аппарате, дрожа от холода и унижения, перемешанного со страхом. Мне не нравился этот аппарат, меня слишком быстро заталкивали в него, когда томограф только-только начинал разгоняться, и голова вскипала,
