настолько огромным по отношению к Пьеру, что он без затруднений влетел внутрь его стебля.
Перед его взором раскрылись анфилады удивительных покоев, стены и потолок которых напоминали сталактитовые пещеры Земли. Только в прозрачных «сталактитах» цветка переливалась радуга огней. Из них излучались симфонии тончайших ароматов, пульсировавших в мозгу сменяющими друг друга волнами космического блаженства. Полы представляли собой жидкий, текучий поток прозрачного кристалла, сквозь который просвечивали загадочные узоры драгоценных камней. Какая-то непостижимая сила несла Пьера по анфиладам комнат, витиеватым переходам, мостикам, гротам, пока он не оказался в большой сферической зале, в центре которой рубиновым цветом горел огромный цветок. В его лепестках сидела женщина, облаченная в тунику из моря переливающихся огней. Ее огромные, ни с чем не сравнимые глаза, обволакивали Пьера никогда не испытываемым им чувством. Каждое мгновение лицо и выражение ее глаз становились неузнаваемо другими и в то же время за всем этим потоком текущих, меняющихся лиц, проступало одноединственное лицо, которое Пьер знал и удивительно хорошо, и совсем не знал, пытаясь уловить его в многочисленных грезах и снах.
Оно, казалось, вот-вот возникнет, но оставалось всегда за гранью создаваемых образов. Теперь оно было перед ним наяву.
– Мне пора, – биением его сердца беззвучно прошептали его губы. – Ведь я – мгновение, а для мгновения я и так очень долго задержалась с тобой. Мгновенье может останавливаться только в Вечности Ты же плывешь в потоке времен. С этими словами женщина превратилась в птицу, перья которой излучали мириады живых огней, проникающих в душу Пьера и растекающихся в ней морем всепоглощающих чувств. – Птица твоего счастья, – тихо прошептала она, и этот шепот слился с его внутренним голосом, который говорил те же слова. Взмахнув крыльями, птица стремительно взмыла вверх. Потолок зала превратился в голубое небо, в центре которого светило, совсем как земное, Солнце.
Исступленно махая крыльями, Пьер взлетел следом, пытаясь догнать птицу своего счастья. Вдвоем, она – впереди, он – поодаль, они приближались к Солнцу. Внешне, будучи похоже на земное, оно не слепило и не обжигало. Вот оно уже заняло все видимое пространство. Птица влетела сквозь его поверхность и исчезла в его лучах. Пьер натолкнулся на невидимую преграду. Он летал вокруг лунного Солнца, ощупывал его полированную поверхность, но не мог проникнуть в него.
Покружив несколько часов вокруг лунного Солнца, казавшегося то ли идеально правильным шаром диаметром всего в несколько километров, то ли массой таинственного огня, окруженного сферической границей, природу которой он не мог уяснить, Пьер тихо полетел в сторону в полной неизвестности того, что ему предстоит увидеть в дальнейшем, на новом участке внутренней поверхности Луны.
Пьер опускался в густом, совсем как на Земле, тумане.
