попадешь, налево пойдешь – к проректору попадешь. И входная, точнее, выходная – вон из приемной. Где коня потеряешь, где голову – вопрос.
Ректорского секретаря звали Пашей, проректорского – Сашей. В глазах посетителей секретарь ректора был важней. Друг с другом Паша и Саша говорили по-свойски ласково, но посетитель – не дурак же. Невооруженной селезенкой посетитель чуял, где бугорок, а где пик Коммунизма. Поэтому проректорского Сашу все так и звали – Саша. А Пашу именовали Павел Сергеевич. Пашей он был для ректора, проректора и председателя профкома Уткина, когда Уткин пребывал в состоянии развязности и душевного подъема. А в таком состоянии он пребывал не всегда.
Проректорская дверь сразу вела в кабинет, а ректорская – не сразу. За первой ректорской дверью, обитой стеганой вишневой кожей в маленьких кожано-вишневых же пуговках, был темный метровый шлюз – чтобы посетитель в последний раз мог хорошенько подумать, стоит ли толкнуть следующую дверь, или, напугавшись повелительной темноты, дернуться обратно в приемную, пробубнить извинения перед Сашей и Павлом Сергеевичем и просочиться в холл, отдышаться, расстегнуть верхнюю пуговку намокшей рубашки и уговаривать сердце: ну полно, полно, угомонись, хватит прыгать, дурашка!
Ректор никогда не принимал преподавателей сразу, даже тех, к кому благоволил. Сначала преподаватель несколько дней подряд бодро заходил в приемную и после вопросов-реверансов деликатно интересовался, нельзя ли попасть к Игорю Анисимовичу? – по какому вопросу? по лично-учебному, ха-ха-ха… – и когда зайти в следующий раз. Первые три-четыре раза Паша с кондиционированной приветливостью отвечал, что Игорь Анисимович занят, на пятый, положим, обещал спросить, потом все повторялось. Наконец встречу назначали. Однажды Паша с предупредительной нежностью спрашивал:
– В следующую среду в два будет вам удобно?
– Конечно, Павел Сергеевич, абсолютно удобно! – восторгался посетитель, соображая, как бы ему передвинуть четвертую пару. В среду, надев лучшую рубашку и парадный костюм, преподаватель, успевший за последние дни поругаться с диспетчером, методистами, замдекана и завкафедрой из-за переноса занятий, является в омут о трех дверях. Павел Сергеевич кивал головой, не отрываясь от телефонной трубки:
– …Идем к Людке. Если вы идете, торт на вас… Мы? Мы кассету. Кассету, говорю. Видео. Нет, не духовная пища. Если по деньгам судить, дико материальная ценность.
Посетитель, сияя, беззвучно здоровался, осторожно, чтоб не расплескать благоговения, садился на краешек стула. Павел Сергеевич выходил, поливал цветы, пил чай, болтал по телефону, не обращая на преподавателя внимания. Примерно через час, с трудом восстановив на лице первоначальное выражение, преподаватель откашливался и спрашивал, удобно ли поинтересоваться, примет ли его нынче Игорь Анисимович.
– К сожалению, Игорь Анисимович отъехал, – с приветливым равнодушием отвечал секретарь.
