Иван Дмитриевич.
– Кому что, – загадочно улыбнулась мадам Зайцева. – Каждому по его годам.
Когда спустились на первый этаж, Иван Дмитриевич поинтересовался:
– Что у вас там стряслось?
– Про то вам Яков Семенович сами доложат, – отвечал Евлампий. – Нам не велено.
– А если я тебе двугривенный дам?
Вопрос был задан почти машинально. После нескольких лет службы в полицейских агентах Иван Дмитриевич приобрел привычку на всякий случай испытывать, насколько преданы хозяину его слуги, можно ли из них что-либо вытянуть.
– Нам не велено говорить, что старая барыня пропала, – тут же и раскололся верный Евлампий.
– Марфа Никитична?
– Она… Двугривенный-то у вас при себе? Или ворочаться будем?
Теперь Ивану Дмитриевичу стало жаль денег. Тайна того не стоила. Чего, спрашивается, не утерпел? Через пять минут и так бы узнал, бесплатно.
– Двугривенный? – удивился он.
– Обещали дать, ежели скажу.
– А-а! Молодец, что напомнил. Вот жалованье получу, тогда и дам.
Евлампий надулся, но промолчал. Он открыл дверь, Иван Дмитриевич вошел уверенно, как званый и желанный гость, но вопреки ожиданиям Куколев встретил его не в прихожей, а в гостиной, причем и там-то не у порога. Правда, на ногах, не сидя, что в данной ситуации было бы хамством уже совершенно непростительным.
– Присаживайтесь куда хотите, – предложил он, быстрым жестом предоставляя на выбор кресло, диван и два ряда стульев у противоположных стен, справа и слева от себя.
Во время этого жеста Иван Дмитриевич обратил внимание, что правая кисть у него забинтована, из-под повязки торчат лишь кончики пальцев.
– Кипятком обварился, – отвечал Куколев на вопрос, что у него с рукой.
– Хорошо еще, что кипятком, а не бульоном или кипящим маслом, – утешил его Иван Дмитриевич. – Масло страшней всего. Жена у меня в прошлом году…
– Садитесь, садитесь, – нетерпеливо перебил Куколев.
Иван Дмитриевич секунду помедлил, выбирая между диваном и двумя шеренгами стульев, и сел на стул. Попутно он успел оглядеться, отметив бронзу, хрусталь, дорогие обои, гравюры на стенах, чей-то портрет в богатой раме. О том, что хозяин происходит из династии заволжских староверов, свидетельствовало разве что отсутствие пепельниц на столах и столиках. В ранней юности отрекшись от веры предков, Куколев унаследовал от них ненависть к табачному зелью.
– Я к вам по-соседски, – сказал он. – Выручайте, голубчик, а то прямо не знаю, что и делать. Пропала моя родительница. Вчера после обеда вышла подышать воздухом – и с той поры не возвращалась.
– Марфа Никитична? – уточнил Иван Дмитриевич.
– У меня одна мать.
– И вы всё еще не обратились в полицию?
– В этом нет нужды. Я думаю, мы с вами столкуемся по-соседски. По
