Хэл вышел за ними, Порнсен остался сидеть. Он вытащил из нагрудного кармана «Милостивого серафима» (если бы ангелы курили, они бы наверняка выбрали марку «Милостивый серафим»), клацнул зажигалкой и жадно затянулся сигаретой. Руки у него дрожали.
Хэл про себя отметил, что это у Порнсена уже четвертая после утренних молитв. Если Порнсен не поостережется, то превысит квоту, разрешенную даже гапптам первого класса. А это значит, что когда Хэл влипнет в очередные неприятности, он попросит гаппта помочь, напомнив ему… Нет! Таких мыслей, даже не высказанных вслух, следует стыдиться. Они определенно нереальны и относятся только к псевдобудущему. Он любит гаппта не меньше, чем гаппт любит его, и не должен планировать такое бессигменое поведение.
И все же, подумал он, если судить по тем затруднениям, в которые он с такой легкостью влипал, помощь от Порнсена не будет лишней.
Хэл встряхнул головой, избавляясь от подобных мыслей, и перегнулся через двигатель посмотреть, что там делает Зугу. А Зугу явно знал, что делать. И конечно, кому как не ему знать это – ему, изобретателю единственного – насколько было известно землянам – на Озанове экипажа, приводимого в действие двигателем внутреннего сгорания.
Зугу гаечным ключом открутил длинную узкую трубу от круглого стеклянного кожуха. Хэл вспомнил, что это гравитационная система подачи горючего. Из бака топливо подавалось в стеклянный кожух, служащий отстойником, откуда по топливопроводу спирт поступал уже на карбюратор.
– Возлюбленный сын, мы что же, целый день будем здесь торчать? – сурово спросил Порнсен.
Хотя на нем была маска и очки, выданные ему озановцами для защиты от ветра, губы кривились в недовольной гримасе. Очевидно было, что, если события не переменятся в лучшую сторону, гаппт подаст рапорт, неблагоприятный для подопечного.
Гаппт хотел подождать два дня, по истечении которых он сможет затребовать лодку. Путешествие к руинам заняло бы пятнадцать минут беззвучного и комфортабельного полета. Хэл возражал ему, что поездка окажется куда как ценнее с точки зрения шпионажа: в такой заросшей лесом местности наблюдение с воздуха почти ничего не даст. То, что начальство Порнсена с этим согласилось, настроения гаппта тоже не улучшило: куда направлялся его подопечный, неизбежно должен был следовать и он.
Поэтому гаппт весь день дулся, пока Хэл под руководством Зугу крутил руль драндулета, скачущего по лесным дорогам. Единственный раз, когда Порнсен заговорил, он напомнил Хэлу о святости человеческой личности и велел ехать медленнее.
Хэл тогда ответил:
– Простите меня, великодушный опекун, – и ослабил давление на газ. Но постепенно вернулся к прежнему ходу, и машина, рыча и подпрыгивая, неслась по неровной грунтовой дороге.
Зугу открутил оба конца трубки, вставил один в свой V-образный рот и с силой дунул. С другого конца, увы, ничего не вылетело. Зугу зажмурил большие синие глаза, снова надул щеки. И вновь ничего
