женат; но государь ваш ищет выдать дочь свою за кого прилично: цесарь и сын его Максимилиан – государи великие, наш государь так же великий государь, – так если цесарь пошлет к нашему государю за этим своего человека, то, я надеюсь, что государь наш не откажет».
Вот каков стал язык великого князя московского. За маркграфа банденского уже неприлично великому князю выдавать свою дочь; на предложение австрийского посла, рыцаря Поппеля, предоставлявшего великому князю от австрийского императора королевский титул, отвечают, что этого титула «как прежде мы не хотели ни от кого, так и теперь не хотим», а что «постановление имели от Бога, как наши прародители, так и мы»; наконец, на требование ханом Золотой Орды дани отвечают поруганием над ханскою басмою и казнью послов.
Все эти крупные перемены приписывают влиянию Софьи. Хан не стерпел высокомерия великого князя и решился наказать своего «улусника». Согласившись с Казимиром Литовским, он двинулся на московские владения. Великий князь также выслал против него своих воевод и сам отправился к войску. В Москве он посадил в осаде свою мать, инокиню Марфу, князя Михаила Андреевича Верейского, митрополита Геронтия, ростовского владыку Вассиана, замечательного проповедника и самую энергическую личность этого времени. Главную же виновницу войны, Софью, Иван Васильевич послал в более безопасное место, велев ей ехать вместе с казною на Белоозеро, а оттуда – далее к морю и к океану, если Ахмат возьмет Москву: так ревниво берег великий князь свою молодую жену!
Не дождавшись хана, великий князь оставил войска и воротился в Москву. В это время москвичи, ожидая татар, уже бывавших в Москве и устилавших ее нередко трупами, перебирались из посадов в Кремль на осадное сиденье. Когда они увидели великого князя, которого не ожидали, то подумали, что все пропало – войска великого князя разбиты, сам князь бежал, татары гонятся по следам его. Послышался народный, ропот.
– Егда ты, господин великий князь, над нами княжишь в кротости и тихости, тогда нас много в безделице продаешь, а нынечи, розгневив царя сам, выхода (дани) ему не платив, нас выдаешь царю и татарам! – кричал народ, собираясь толпами.
Но едва великий князь въехал в Кремль, как его встретили митрополит Геронтий и владыка Вассиан. Последний зло упрекал Ивана Васильевича за недостаток мужества, называл его «бегуном».
– Вся кровь на тебя падет христианская, что ты, выдав их, бежишь прочь, а бои не поставив с татарами и не бился с ними, – говорил он великому князю. – А чему боишися смерти? Не бессмертен еси человек – смертен! И без року нету смерти ни человеку, ни птице, ни зверю. А дай семо вой в руку мою, коли аз, старый, утулю лицо против татар!
И много подобного говорил Вассиан, а народ роптал: «а граждане роптаху на великого князя», говорит летописец. Испугавшись народного ропота, великий князь не решился ехать в свой кремлевский дворец, а остановился в Красном селе.
Боясь
