Виктор, ты лучше сходи повара приведи, пусть разогреет ребятам ужин.
Через пятнадцать минут они вчетвером сидели в пустом зале, где когда-то было шумно от гомона детворы. Даже на стенах кое-где еще остались плакаты и кумачовые транспаранты, призывавшие пионеров быть достойными продолжателями дела старших товарищей. Коган накинулся на гречневую кашу с мясом так, будто не ел неделю. Сосновский только задумчиво крошил хлеб и ковырял в тарелке ложкой. Максим заметил, что у Михаила какое-то странное выражение лица. Мечтательное.
– Да хрен его знает, куда нас забросят, – прожевывая пищу и запивая кашу холодным компотом, заявил Коган. – Я по большей части разбирался и консультировал по старым уголовным делам бандитов, осужденных за попытки захвата власти в ряде уездов в двадцатые годы. Появился у них кое-какой выход на Запад по этим делам, вот и привлекли меня, чтобы вспомнил, посоветовал. Я и подсказал, кто из бывших что конкретно собой представлял.
– А ты, Миша? – Шелестов посмотрел на Сосновского.
– Я? – Михаил неопределенно пожал плечами: – Я по своим старым делам помогал. Тем делам, которыми занимался в Германии, когда работал там по дипломатической линии. Кое-кто из известных немецких разведчиков объявился на горизонте. Руководство собирает максимум сведений об их связях на политическом уровне. Кто и где работал, где имел агентуру, кого вербовал, где пользовался влиянием, с кем спал, кому взятки давал.
– М-да, – покачал Шелестов головой. – Ладно, хватит гадать на кофейной гуще. Завтра все узнаем у Платова.
Глава 2
Сосновский умел рассуждать об истинной женской красоте. Он делал это очень красиво и как-то со вкусом. За несколько лет, что они проработали вместе, Шелестов сумел понять эту особенность члена своей группы. Михаил, проработавший до войны несколько лет в Германии в загранразведке под прикрытием дипломатического паспорта, выработал привычку скрывать свое настроение, свои насущные размышления такими вот абстрактными разговорами, которые в русском языке называются трепом. И роль трепача и бабника Сосновский играл умело. И «трепался» он профессионально. У него существовал даже набор шаблонов для разных собеседников, для людей с разными наклонностями. Но вот как он умудрялся одновременно рассуждать о женщинах и думать о своем, совершенно о другом, оставалось для Шелестова загадкой.
– Женщина для нас лишь инструмент своих желаний, – ведя машину, говорил Сосновский. – Мы ищем в женщине то, чего нам в данный момент не хватает, олицетворяем ее со своими потребностями. Хочется в данный момент ласки, и мы ищем ласковую и нежную. Хочется горы свернуть, вынь да положь нам подругу с характером, деятельную натуру, с которой хоть в разведку, хоть на Эверест. Хочется разнузданных интимных отношений и…
– Тебе хочется разнузданных интимных отношений? – осведомился Шелестов, сидевший рядом на переднем сиденье.
– Это я для примера, – быстро отозвался Сосновский. –
