книга отца.
– Понятно.
– Ты что, правда девственница?
Она посмотрела на меня жалобным взглядом коровы, которую тащат на бойню.
Врунья. Надо было завалить ее и всадить хорошенько. Но она только отсосала у меня и ушла.
Не знаю, что там она сказала брату, только вечером он ждал меня у подъезда, усевшись на багажнике припаркованного автомобиля. По его лицу катились капли пота, тело под майкой тоже взмокло. Он схватил меня за руку:
– Что у тебя с моей сестрой?
– Тебе лучше знать.
– Ты что себе позволяешь?
– Ничего!
Мы повздорили, принялись оскорблять друг друга, но я чувствовал его неуверенность. Мне показалось, что он злится понарошку, не всерьез. На самом деле ему хотелось что-то доказать, с кем-то схватиться, продемонстрировать своей никчемной семье, подглядывающей за нами из-за прикрытых занавесок за грязной решеткой, что он чего-то стоит. Само собой, дело тут было не в чести. Просто ему нравилось изображать из себя мужественного защитника.
– Ладно, проехали.
Нас связывала своя история. И к чести она не имела ни малейшего отношения. Она переродилась в некое чувство, которое испытывали мы оба: странное притяжение, которое только отталкивало нас друг от друга.
– Мне нет никакого дела до твоей сестры.
Его суровый вид вызывал во мне нежность, и одновременно я с трудом сдерживал смех, представляя, до чего же мы нелепо выглядим. Я вдруг ощутил, что возбуждаюсь. В глубине души я был рад этому недоразумению, этому неожиданному позору. Я развел руками. Я чувствовал себя виноватым за то, что единственный раз позволил у себя отсосать.
– Ну ладно, прости.
Я улыбнулся, но Костантино всерьез завелся:
– Ты кем себя возомнил? Кем возомнил?
Теперь он выглядел увереннее, в глазах загорелась ненависть, жестокость. Казалось, что вдруг овладевшие им мысли, гнев, злоба распирают его изнутри. Он принялся орать на меня. Тогда и я стал серьезным:
– Какого черта тебе от меня надо?
Он схватил меня за футболку так, что ткань затрещала, потом рванул на себя. Он хлюпал носом, кричал, брызгая мне в лицо слюной и потом:
– Ты воспользовался, воспользовался нами! Что за дерьмовая семья!
– При чем тут моя семья, придурок?
– Что вы о себе возомнили? У нас тоже есть свое достоинство, у нас есть достоинство!
– Да кто претендует на ваше достоинство?
Он толкнул меня так, что я отлетел к стене.
– Эй, не распускай руки, руки не распускай.
Я чувствовал, что он давно хотел ударить меня, во мне поднималась волна ненависти, я осмелел:
– Ну приложил ее немного, и что с того?
– Я тебя прикончу!
Я давно мечтал с ним подраться.
– Она сама трахнуться хотела.
Я
