на две категории: на безобидных и жестоких. Сердца первых обмякли, и надежда быть принятыми незнакомыми людьми в них умерла. Сердца вторых стали черствыми после неоправданных надежд оказаться в семье. Вторые духовно слабее первых. Они старались гневом затмить свою печаль, а порой, вымещая злость на других, пытались почувствовать от этого облегчение. Я не хотел бы попасть под горячую руку таких детей.
В воротах показалась машина скорой помощи. Она остановилась у дверей в больницу. Из нее неспешно вышли двое мужчин в больничной форме и открыли задние двери. На носилках они вынесли кого-то укрытого белой тканью. Один из врачей, что шел впереди, неожиданно остановился, когда едва не столкнулся со мной. От резкого толчка из-под белой ткани высунулась рука, теперь свисавшая над землей.
Меня будто окатили ледяной водой при виде этой руки. Эти часы…
Я протянул к врачам руку, чтобы остановить их прежде, чем они скроются за углом.
Настя, заметив это, крикнула:
– Стойте!
– Что такое? – недовольно спросил один из них. Тот, кто был сзади.
– Дайте нам пару секунд, – сказала Настя и устремила на меня взгляд, говоря: «Действуй».
Я подкатил к носилкам, находившимся ниже уровня моих плеч. Рука свисала над моими коленями.
Маленькая ладонь. Короткие пальцы. Такой знакомый циферблат часов. Поврежденное стекло. Дрожащей рукой я откинул белую ткань с головы тела. Данил.
Глава 11
Я плохо помню, что происходило после того, как узнал о его смерти.
Когда мы расставались, то даже не подозревали, что видимся последний раз. Если бы я только знал, то ни за что не отпустил бы Данила.
Мы не можем предсказать, какое слово близкого человека, его взгляд, шаг или движение для нас станут последними.
Меня трясло от холода, внезапно сковавшего все тело. Трясло от внутреннего крика и слез. Трясло от осознания, что я был так не прав, думая, что он меня бросил. Он просто не смог прийти. Потому что все это время был мертв. Все эти дни.
Так мне рассказала Настя. Он упал с пятого этажа недостроенного дома и разбился насмерть.
Я не верил в то, что это несчастный случай. Могло ли это быть убийством? Неужели это тоже сделали ШМИТ? Но как они узнали о Даниле? Прочитали обо мне в газете, следили за моим домом и заметили, кто каждый день приходит ко мне? Но что же Данил делал на той стройке?
Боль от потери друга разбередила рану от смерти отца. И пошатнула веру в Бога. Если он такой милосердный, если он есть, если сам вершит наши судьбы, то зачем давать нам право на жизнь, если все предрешено еще до нашего рождения? Какой в этом смысл? Он ведь знает, кто умрет в годик, кто в семь лет, кто в семьдесят, а кто в тринадцать. Он ведь знает, какие ошибки мы совершим, знает, что мы не сможем их исправить. Так зачем тогда устраивать весь этот цирк?
Может, Он хочет понаблюдать, сможем ли мы изменить свою судьбу? Может, Он ждет, когда каждый из нас сам сможет ее вершить?
Интересно,
