уже ничуть не мешкая, я переоделась сообразное выезду платье и отправилась на винодельню. По дороге несколько раз перечитала послание управляющего, отчего растревожилась только сильнее. Карета резво спустилась по мощёной дороге с горы, на которой вот уже вторую сотню лет стояло имение Эйл, и покатила по улочкам небольшого городка Пайет. Жители его почти все так или иначе были заняты на работах в одной из самых крупных виноделен королевства – Шато Д’Амран. И не просто самых крупных, а самых известных и укрепляющих своё имя всё больше год от года.
И чего бы мне хотелось меньше всего, так это опорочить память своего мужа слухами о том, что на виноградниках что-то не в порядке. Или некими грязными делами, что могли сейчас закрутиться с лёгкой руки его сына.
Управляющий Перетт Орм встретил меня почти у самых ворот. Подал руку, помогая сойти, и задержал мою ладонь в своей на какую-то долю мгновения дольше необходимого. Я уже давно заметила за ним такую особенность – ещё в то время, когда Эдгар был жив.
Порой Перетт давал себе такую ничтожную волю – дотронуться до меня как бы невзначай или пожать руку, когда это было, в общем-то, не нужно. Причём умудрялся делать это так, что я скорее склонна была бы подумать, будто мне мерещится. Но взгляд Перетта только подтверждал все мои подозрения на его счёт.
Впрочем, я всё равно старалась делать вид, что ничего не замечаю. Даже цветов, что он время от времени оставлял у меня на рабочем столе. Такую вольность он начал позволять себе уже после смерти Эдгара.
– Я рад, что вы приехали так скоро, ваше сиятельство. – Закончив свой привычный ритуал с пожатием моей руки, Перетт торопливо её отпустил. – Честное слово! Творится что-то неладное.
Он шумно вздохнул и устремил взгляд вдаль.
– У вас, месье Орм, каждые две недели творится что-то неладное, – мягко укорила я его.
Но пусть лучше управляющий будет слишком бдителен, чем недостаточно. К тому же на этот раз предчувствие подсказывало мне, что беспокойство Перетта вовсе не пустое. Он сегодня как-то особенно бледен, на аристократично впалых щеках двухдневная щетина. Даже всегда аккуратно зачёсанные от висков каштановые волосы слегка растрёпаны – небывалое для него дело!
– Сейчас сами всё увидите, ваше сиятельство, – не стал спорить Перетт.
Порой то, что он называет меня исключительно “ваше сиятельство”, вызывало недоумение. Будто он не помнит моё имя. И произносил он это так, словно само звучание слов доставляло ему удовольствие. Через некоторое время я привыкла, оставив попытки переучить его и заставить обращаться ко мне хотя бы “миледи”.
Мы миновали широкий, чисто убранный двор винодельни перед главным особняком Шато по чуть сыроватой дорожке: оказывается, ночью в окрестностях Пайета прошёл дождь. Перетт помог мне переступить через лужу. Незаметным – как он считал – жестом поправил безупречно повязанный шейный платок.
– Как прошёл бал у герцогини? –
