одного мага за целый месяц не нашёл. Где опоздал на драку, где следовал по ложному следу. В итоге тридцать дней шатался в поисках дела для себя, но ничего так и не нашёл. Иной другой инквизитор давно бы от радости танцевал – есть возможность провести пару недель в городе, заночевать в тёплой и мягкой постели, поесть нормальной жратвы, но Реммету без работы ничто не было ни радостно, ни мило. Хотелось сброситься со скалы, застрелиться, напороться на свой палаш или съесть ведро ядовитых грибов, после которых крыша поедет прямиком к Магготу, только лишь перестать терпеть безделье. Реммет страдал и держался уже из последних сил.
Осложнялось всё к тому же и тем, что инквизитора донимало одиночество. Конечно, он нередко встречался в пути с братьями по оружию и отшельниками, Иногда ночевал в церквушках и монастырях, общаясь там с монахами. Но хотелось контакта с другими людьми чаще и больше. Хотелось найти себе друга, приятеля, компаньона. Так бы скрасил безработицу бесконечной болтовнёй. А без компании хоть бери грех на душу, надевай на горло петлю и прощайся с этим грустным и несправедливым миром. Раньше он, конечно, знал, что жизнь полевого инквизитора – это вечное одиночество и скитание без возможности где-то надолго осесть, но до сего момента не думал, как всё плохо в итоге окажется именно в такие времена без работы и хоть какой-то ближайшей цели.
А ещё было решительно непонятно, как держать себя в форме. Если не тренироваться, не практиковаться, жирком в походе не заплывёшь, но такой продолжительный простой во время боя может подвести в решающий час. Это всё равно что прийти на работу после выходных и почувствовать себя не в своей тарелке: после того как расслаблялся и отдыхал, тяжело вновь восстанавливать форму и заставлять себя действовать; тяжело даже голову поднять с кровати. А тут надо сражаться с магом, что не только может магией владеть, но и фехтовальщиком быть серьёзным. Конечно, Реммет занимался комплексом нужных упражнений для поддержания формы, но это всё равно было не то. Он желал постоянной практики, постоянного адреналина, чтобы не отвыкать, чтобы вражеский удар не казался тяжёлым при парировании. Но без работы сделать это сложно, а иначе держать себя в тонусе никак. Ну не нападать же в конце концов на каждого встречного, верно?
Вот в таком состоянии Реммет и приехал в городок Альсинфорс, что стоял в Неймедене, надеявшийся хоть на какое-то дело. Но там кроме паникующих горожан он больше ничего не нашёл. Поселение наводнили слухи о начале наступления армии Родфальдской империи, которая опять же по слухам взяла форт Крессат на реке Орсан и уже готова были молниеносно выйти к границе Неймедена. Альсинфорс же был приграничным городком западнее Вескарского королевства, отсюда и опасения. Реален ли в действительности был такой прорыв, не скажет ни один стратег, но страха у горожан неопределённость не умаляла, а даже наоборот.
Чувствуя приближение войны, набожные горожане усердно молились и слушали на главной площади проповеди о великой жертве полубога Идвенса во имя всех верующих. В обычные дни там выступал епископ, но тот уехал в Дарвунд. В день же приезда Реммета там выступал некий отшельник. Их легко было определить по внешнему виду, так как конкретно тот одет был в пыльную, поношенную рясу. Выглядел он, правда, неподобающе даже для скитальца: обычным церковникам было велено согласно правилам брить бороду, даже если они были отшельниками. У этого же растительность длинная и небрежная; за милю видно, что тот за ней давно не ухаживал. Реммет возмутился тому, что отшельник выступает перед народом, а выглядит как лесной тролль, позорящий братство отсутствием дисциплины. Он, было, хотел негодного монаха наказать за внешний вид, но вдруг услышал до боли знакомый голос. Инквизитор мигом оживился и начал протискиваться сквозь толпу людей, желая и понять, не ошибается ли он, не привиделось ли, и лучше разглядеть того, кто читаю сию проповедь.
А тем временем отшельник продолжал.
– Во время своей последней проповеди на горе Искхар Идвенс сказал. Братья и сестры, не бойтесь войны, не бойтесь смерти. Но опасайтесь другого: согрешить и сделать больно ближнему своему в столь трудный час, оставить немощного без помощи, нуждающегося без куска хлеба. Бойтесь смотреть на обделённых как на недостойных, как на неудачников, ибо удача может в любой момент отвернуться и от вас самих, после чего потеряете и всякое достоинство: если не в глазах людей, то в глазах богов. Я прошу вас не оставлять ближнего в беде, не отворачиваться от него в момент, когда тот потерял даже надежду, ибо всё, данное ему от вас от всего сердца, вам же и вернётся вдвойне, и даже втройне. Но всё плохое, что получит от вас несчастный и немощный, аукнется злом таким, что пожалеете потом о всём том зле, что нанесли другому. Не отворачивайтесь друг от друга, не считайте ближнего пропащим, но позаботьтесь о нём. И тогда благодать будет вам всем, а испытание богов войной или в худшем случае мурайшитским игом пройдёт для всех нас не так болезненно, как для тех, кто о себе только думает. Посему, братья и сестры, не стоит бояться войны и ужасов её. Не стоит бояться мурайшитского ига. Но должно нам всем стать в это тяжёлое время чёрствыми к эгоизму, беспощадными к собственной корысти и жадности. Тогда и только тогда в райских, божественных
