западная культура не склонна к созерцанию и внимательности к внутреннему миру. Наоборот, ей от природы свойственна стеничность, деятельность, экспансивность. А погружённость в себя, приоритет внутреннего мира считают чертой восточного менталитета. И, как писал, Киплинг: «Запад есть Запад. Восток есть Восток…».
Философ Освальд Шпенглер называл культуру Европы «фаустовской». Неутолимая жажда жизни, знания, преобразования реальности – всё это черты Фауста у Гёте, как и ещё одна – он умён, но, похоже, не мудр. Если мы пристально всмотримся в личность главного героя, то поймём, что его деятельная натура является такой от неудовлетворённости. Сама суть его сделки с Мефистофелем – готовность отдать душу в тот же момент, когда он произнесёт: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!». Душа в обмен на миг ощущения счастья – сделка, кажущаяся a priori неполноценной и несправедливой. Выходит, вся деятельность Фауста не имеет адресата, конечной цели, она похожа на попытку убежать от той пустоты, что волнует его где-то в глубине души. Словно хочется забыть или игнорировать что-то важное. Так, например, Фауст, вспоминая, как с отцом они проводили эксперименты над людьми, скрывает свою вину за оправданиями о торжестве знания.
Мне вспоминается ещё один классический сюжет. Роман И. А. Гончарова «Обломов». Встречаясь со Штольцем, Илья Ильич интересуется у друга, когда он остановится, прекратит работать и уйдёт на покой. Штольц отвечает, что никогда. Обломов не унимается, расспрашивает друга дальше, предлагает варианты, пытается понять цель такого напряжённого труда. Но Штольц отвечает, что смысл его деятельности – в самой деятельности, в том числе и в приобретении материальных благ. Получается замкнутый круг, та же самая неудовлетворённость, что и у Фауста, которая гонит вперёд. Но куда?
Не правда ли, оба этих случая симптоматичны для настоящего времени? Человек ориентирован в жизни лишь тактически, но не стратегически. Он, вроде бы, понимает что делать, но забыл, зачем это нужно. Между тем, любая деятельность без цели – это суета. Не хватает смысловой точки опоры, вокруг которой могли бы вращаться все сферы жизни. Как итог – эмоциональное выгорание, отказ от того, чтобы душевно вовлекаться в то, что ты делаешь. И постепенно, как это происходило с Фаустом, люди начинают рассматриваться как средства достижения тактических целей. Отсутствие неподвижного центра, вокруг которого можно выстроить жизнь приводит к обессмысливанию самой жизни, её обесцениванию и обесчеловечиванию.
Французский философ Жак Маритен писал, что деятельность рождается от избытка созерцания. И действительно, деятельность предполагает целенаправленность, участие воли, задающей вектор бытия. Но воле необходимо за что-то зацепиться. Идеи нуждаются в созревании. Важно иногда остановиться и посмотреть на самого себя со стороны, выбраться из течения жизни и окинуть её взором «с точки зрения вечности». Созерцание и деятельность органично дополняют друг друга, перетекают из одного состояния в другое.
Но пока я затронул только одну сторону созерцания – рефлексии, так необходимую для конструирования смыслов. Она интеллектуальна. Несложно заметить, что пока мы ещё не касались чувственной стороны жизни. А ведь именно здесь современное общество даёт течь, стремясь к рационализму и объективному пониманию реальности. Мир обедняется ровно наполовину, ведь каждому из нас доступна не только внешняя действительность, но и реальность собственной души. Игнорируя внутренний мир, особенно его чувственную сторону, мы вытесняем его в глубины подсознания. Будучи подавленными, эмоции начинают жизнь собственной жизнью в отрыве от разума и управлять им из бессознательных пластов психики. Ум легко охватывается страстями – как положительными, так и отрицательными эмоциями, но они не находят выхода для здорового самораскрытия. Одни люди пугаются чувств, объясняя, что их так трудно контролировать и объяснить, другие готовы уйти в них с головой. Но осознанно позволить им быть естественными, что как раз и возможно с позиции созерцателя, решаются немногие. Потому что здесь можно очень ярко проявить индивидуальность, от которой, как мы знаем, так легко отказываются, чтобы следовать за другими и иметь их одобрение. Проявляя индивидуальность, человек рискует навлечь на себя кару со стороны окружающих.
Карл Густав Юнг описывал причины возникновения «массового человека». Того, кто готов жить на автомате, встраиваясь в социальные институты на правах компонента – винтика в едином механизме. Отказ от себя даёт преимущества – можно следовать простым, чётким и предписанным путём, не утруждаясь встретиться с самим собой. Но отчего так легко отказаться от свободы воли, от права остановиться и познакомится с собой, от права на тишину и неподвижность?
Дело в том, что в тишине и неподвижности ума в сознании всплывают ключевые вопросы нашего бытия как человеческого существа. Мы сталкиваемся с собственной природой, которой свойственна жажда глубины и смысла. Психотерапевт Ирвин Ялом сформулировал эти четыре болевые точки, назвав их экзистенциальными данностями – неотчуждаемыми характеристиками человека. Это смысл жизни, смерть, одиночество и свобода.
