месте. У него уже давно перетерся шнур, оголяя провода. Помню, как еще пятнадцать лет назад, когда была тут в последний раз, я посоветовала своей матери выбросить его.
Я приподнимаю чайник и с минуту верчу его в руках, разглядывая следы известкового налета на внутренней поверхности. Внезапно в груди у меня все сжимается, во рту появляется кислый привкус. «Почему тебя волнует, что меня может убить током?» – в памяти воскресают ее слова. Я бросаю чайник в мешок с мусором и замечаю, как уголки моего рта машинально приподнимаются в улыбке.
Порывшись в кухонных шкафчиках, я достаю маленькую кастрюльку, наполняю ее водой и ставлю кипятиться на плиту. Несмотря на то что дом стоит на достаточно оживленной улице, на кухне, выходящей окнами на задний двор, совершенно не слышно шума машин. Из-за этой тишины мне становится не по себе.
Через стеклянное окошко в задней двери я разглядываю небольшой, выложенный бетонными плитами внутренний дворик. В тени вечнозеленых деревьев он кажется еще более темным и прохладным. Тисы и другие растения, за которыми когда-то ухаживала моя мать, теперь выглядят жалко и печально. Их пожухлые опавшие листья засыпали все пространство, сбиваясь в кучи по углам. Я все здесь расчищу и приведу в порядок. Белоснежный бульденеж, разноцветные герани в больших синих горшках – все эти некогда прекрасные цветы, теперь засохшие и вялые, снова оживут и взбодрятся.
Помню, как однажды на День матери я принесла домой букет тюльпанов. Я вручила его маме, но она резко отбросила цветы в раковину, помяв лепестки. «Мне хватает уже того, что я – твоя мать, – очень громко сказала тогда она. – Не нужно мне об этом постоянно напоминать! «Я до сих пор не забыла, какой глупой, жалкой и ничтожной я чувствовала себя в тот момент. Ноги меня не слушались. Я запнулась и, задыхаясь от обиды, убежала прочь из кухни…
Сейчас самое время сажать нарциссы и подснежники. А еще нежные крокусы и яркие тюльпаны всех цветов радуги. Я попрошу Робин мне помочь.
Отвернувшись от окна, я окидываю взглядом кухню. Она явно стала значительно чище, но все равно здесь еще довольно мрачно и уныло. Закипела вода, и я завариваю себе чай. Поудобней усаживаюсь на стул и с наслаждением вбираю в себя тепло горячей чашки, крепко обхватив ее ладонями.
Уже почти полдень. Кажется, в школе сейчас как раз должен быть обед. Наверное, теперь еда там стала гораздо лучше. По крайней мере, очень на это надеюсь. Я невольно начинаю перебирать в памяти то, чем обычно кормили нас: холодное картофельное пюре, плавающая в жиру лазанья, черствый как камень мясной пирог с вареными яйцами какого-то серо-зеленого цвета.
Я делаю глубокий вдох и усилием воли прогоняю эти внезапно нахлынувшие воспоминания. Нет, только не сейчас. У меня нет никакого желания перелистывать свой мрачный дневник памяти. То, что в нем записано, – чем дальше в прошлое, тем трагичнее. А в данный момент у меня нет ни времени, ни сил снова погружаться в эти драматичные переживания.
