что сам такой формат скоро исчезнет. Но этого не произошло. А еще среди газет Херста[16] была одна, The American Weekly, полностью посвященная разным жутким историям, и по воскресеньям там печатали рассказы о живых мумиях, затаившихся в гробницах, о затерянной Атлантиде и Саргассовом море. В наше время мы бы все это назвали псевдонаукой, но для середины тридцатых выглядело вполне убедительно. Я мечтал найти Саргассово море и затонувшие корабли, где в каютах покоятся скелеты, а трюмы набиты пиратским золотом. Теперь понимаю: я был обречен на неудачу уже тем, что нет никакого Саргассова моря – во всяком случае, нет кладбища нагруженных золотом испанских кораблей. Ну и довольно о детских мечтах.
Примерно в 1939 году мы с матерью вернулись в Беркли и завели первую кошку. Мы жили на холмах Беркли, которые в наши дни в основном пустуют. Повсюду шуршали мыши, так что без кошки было не обойтись. Я начал считать котов и кошек неотъемлемой частью домашнего хозяйства – и с тех пор только укрепился в этом мнении (сейчас у нас с женой их двое, но кот Уиллис стоит пятерых обыкновенных котов – позже расскажу).
Примерно в это же время я открыл для себя книги про страну Оз. Страстно хотел прочесть их все, хоть окружающим мое увлечение казалось пустяковым. Библиотекари надменно отвечали: «Сказок не держим», – считалось, что сказочные книги могут увести ребенка в мир фантазий и помешают ему приспособиться к «реальной» жизни. Но увлечение страной Оз положило начало моей любви к фантастическому и чудесному, а затем и к научной фантастике.
Первый научно-фантастический журнал я открыл для себя в двенадцать лет… Назывался он Stirring Science Stories и состоял, кажется, из четырех историй. Редактором был Дон Уоллхейм, который позже (в 1954 году) купил мой первый роман… и еще немало последующих. Наткнулся я на него случайно: искал Popular Science. Меня поразило название. Рассказы – и о науке? Я мгновенно узнал ту магию, с которой уже встречался в книгах о стране Оз, только связанную не с волшебными палочками, а с наукой, отнесенной в будущее, где, как всем известно, она будет играть в нашей жизни все более и более важную роль. Так или иначе, в моем представлении магия равнялась науке… а наука (из будущего) – магии. Я и сейчас не утратил такой взгляд на вещи; а предсказание, что со временем наука будет становиться для нас все важнее (помните, мне тогда было двенадцать), к добру или к худу, сбылось. Что ж, ставлю на то, что наука нам поможет. Ее угрозы не слишком меня беспокоят – не пугает даже оскал водородной бомбы. Не стоит забывать: наука спасла больше жизней, чем отняла.
В старших классах у меня появилась первая подработка – в магазине приемников и грампластинок: я подметал, вытирал пыль, но никогда-никогда не разговаривал с покупателями. Всплыла моя давнишняя любовь к музыке, и я принялся исследовать безбрежные музыкальные просторы: к четырнадцати годам узнавал на слух буквально любую симфонию или оперу, любой классический мотив, который мне напевали или насвистывали. Благодаря этому я повысился до перворазрядного продавца грамзаписей. Музыка и грамзаписи стали моей жизнью: этому я планировал посвятить
