до его плеча и чей-то голос сказал ему:
– Вы мой пленник!.. Не угодно ли вам отдать мне вашу шпагу?..
Рауль обернулся с удивлением, которое легко понять. Его держал за руку полицейский комиссар; двенадцать человек дозорных преграждали ему путь.
– Откуда вы явились, господин комиссар? – спросил кавалер. – Я не видал и не слыхал, как вы подошли…
– Я думаю, – отвечал полицейский с улыбкой, – вы были слишком заняты, чтобы обратить на меня внимание…
– Ну! Если уж вы здесь, – продолжал Рауль, – то пусть ваше присутствие послужит к чему-нибудь полезному: прикажите вашим людям поднять несчастного, который валяется на мостовой, и отнести его в такое место, где ему окажут помощь…
Кавалер указал на д'Обиньи, кровь которого образовывала уже небольшой ручеек посреди переулка. Комиссар сделал знак, и двое дозорных тотчас подняли виконта. Полицейский подошел и взглянул ему в лицо.
– А! – вскричал он, – это д'Обиньи, королевский офицер… Дело плохо! Очень плохо!
– Теперь, когда вы исполнили долг человеколюбия, – продолжал Рауль, – ничто не мешает вам идти в вашу сторону, а мне в мою… Господин комиссар, желаю вам спокойной ночи…
И кавалер хотел удалиться.
– Позвольте, что вы хотите делать? – спросил полицейский.
– Вы видите, я ухожу.
– Вы шутите?
– Я не шучу никогда.
– Но, милостивый государь, я имел честь сказать вам, что вы мой пленник!
– Я слышал.
– Ну?
– А я имею честь доложить вам, что вы ошиблись, сказав мне это.
– Милостивый государь, ваша насмешка кажется мне совершенно неприличной…
– Милостивый государь, ваша настойчивость кажется мне вовсе неуместной!..
– Вы пойдете со мной, и сию же минуту! – вскричал полицейский, начиная сердиться.
– Не думаю.
– Не думаете?..
– Да, – отвечал Рауль, спокойствие которого не изменялось.
– Вы хотите принудить меня употребить силу?..
– Я просто докажу вам, что я вовсе не ваш пленник, как вы думаете…
– А! Вот как!.. Мне очень любопытно было бы узнать…
– Так знайте же…
И Рауль вынул из кармана известный нам бумажник, а оттуда – лист пергамента, уже игравший роль в нашем рассказе, и подал его полицейскому. Лист этот, как читатели, вероятно, помнят, начинался следующими словами:
«Божьей милостью, мы, Филипп Орлеанский, регент Франции, приказываем и повелеваем всем тем, кто увидит сию бумагу…»и проч. и проч.
А кончался:
«Запрещаем, кроме того, по какой бы то ни было причине, беспокоить вышеназванного кавалера де ла Транблэ, мешать его действиям и противиться его воле.
Что бы он ни делал, он делал это по нашему приказанию и для пользы нашей».
Как только полицейский
