и одичал.
Хорош или дурен был мой жребий, но моя страсть к перемене мест осуществилась. Я побывал во множестве разных стран и стал свидетелем изменчивых и разнообразных картин жизни. Не могу сказать, что я наблюдал за ними глазами философа, скорее – праздным взглядом любителя прекрасного, переходящего от одной витрины с гравюрами к другой, задерживая внимание то на красивых линиях, то на забавной карикатуре, то на очаровательном пейзаже. У современных туристов вошло в моду путешествовать с карандашом в руках и привозить домой папки, набитые зарисовками. Однако, когда я оглядываюсь на пометки и записи, которые делал в пути, у меня сжимается сердце при виде того, как далеко мое беспечное настроение уводило меня от важного предмета, изучаемого любым путешественником, задумавшим написать книгу. Точно так же я был бы разочарован незадачливым художником-пейзажистом, побывавшем на континенте, но, потакая тяге к бродяжничеству, все свои наброски сделавшему в разных закоулках, глухих углах и дырах. Его альбом будет набит эскизами коттеджей, пейзажей и неизвестных руин, но во всей коллекции не найдется места собору Св. Петра, Колизею, водопаду Марморе, Неаполитанскому заливу и ни одному леднику или вулкану.
Морское путешествие[1]
Ах, корабли, я вас узнаю — Мачты ввысь — Приду и вас я испытаю: Каких ветров вы ждете, Чей берег стережете, В чем ваша цель и корысть. Один торговли ради в дальнюю даль уплывает, Другой же остается, страну свою защищает, А третий с трюмом набитым на родину прибывает. Эгей, мечта моя, с кем ты отправишься в путь?
Для американца, посещающего Европу, длительное морское плавание служит прекрасной подготовкой. Временное отсутствие величественных видов и каких-либо занятий странным образом расчищает ум для новых, ярких впечатлений. Разделяющее два полушария широкое водное пространство напоминает чистую страницу в книге бытия. Плавный переход, с которым в Европе черты и население одной страны практически незаметно сливаются с чертами и населением другой, полностью отсутствует. С того момента, как вы потеряли из виду родную землю, и до того времени, когда вы ступите на противоположный берег и одним махом окунетесь в шум и новизну другого мира, вас окружает пустота.
В наземном путешествии есть непрерывность окружения, череда сменяющих друг друга лиц и событий, продолжающих историю жизни и смягчающих эффект отсутствия и разлуки. В странствиях мы действительно тащим за собой «растяжимую цепь»[2], но цепь эта неразрывна, мы можем вернуться по ней назад, звено за звеном, и последнее звено все еще будет приковано к дому. Дальнее морское плавание, однако, немедленно обрывает эту связь. Оно разверзает пропасть – не воображаемую, но реальную, – отделяющую нас от дома, пропасть, подверженную
Перевод стихов С. Тора (зд. и далее, если не указано иное).
Ссылка на стихотворение Оливера Голдсмита «Путник, или Взгляд на общество». (Перевод. А. Парин.)
