со мной, когда я осталась в своей жизни одна с ребенком на руках! Спросите, как я вышла с Викой из роддома практически в никуда? Вы думали тогда, как будет жить ваша внучка? И вы, Анна Николаевна… Помните, как я пришла к вам из роддома? И заметьте, никакой помощи у вас не просила, а только ребенка хотела покормить… Как стояла в дверях, как объяснить пыталась, что идти мне с ребенком некуда? Что вы мне ответили, вы помните?
– Нет… Я не помню… – испуганно ответила Анна Николаевна, инстинктивно прикрывая глаза рукой. – Я не помню, правда…
– Не обманывайте, все вы прекрасно помните! А если забыли, я вам скажу… Вы тогда посоветовали оставить вас в покое, навсегда забыть к вам дорогу. А еще сказали, что мне надо было отказаться от ребенка в роддоме, заявление написать. Вика тогда кричала у меня на руках, голодная была, а вы прямо через ее крик мне говорили это! Неужели и впрямь не помните? Или не хотите помнить? И все, и хватит уже! Давайте прекратим этот фарс! Не будет в вашей жизни никакой внучки, я этого не позволю! За все надо отвечать, вот и вы возьмите на себя смелость ответить! Да как вам вообще в голову такое пришло, зачем вы меня разыскали? Неужели ждали от меня чего-то другого? Думали, купить себе внучку сможете? Деньгами поманите ее… и готово?
– Ирина, ну что ты… Не надо так, прошу тебя… Мы же к тебе с чистым сердцем пришли… – вяло проговорил Павел Георгиевич, с тревогой глядя в лицо жены.
– А как надо? В объятия вам броситься? Плакать от умиления – какое, мол, счастье, что бабушка с дедушкой к нам пожаловали? Так бы вы хотели, да?
– Нет, зачем… Но хотя бы выслушать нас…
– А я вас выслушала. Я поняла, чего вы хотите. Смысла жизни вам захотелось, вот и вспомнили, что у вас где-то внучка есть, ведь так? Да только ничего у вас не получится, не надейтесь. Не увидите вы больше никогда внучку, я все для этого сделаю. И я имею на это полное право. Вы мне когда-то сказали – уходи, сейчас я вам говорю – уходите. И чем скорее, тем лучше. Да, вот так… Я все сказала, у меня слов других больше нет!
– Ирина, но погоди… Ты сейчас не в себе просто… – попытался тихо усовестить жену Лева, но она лишь обернулась к нему сердито:
– Не вмешивайся! Это мое дело! Это только мое дело, больше ничье!
– Да, Ирина, конечно, мы уйдем сейчас… – тяжело вздохнул Павел Георгиевич, помогая жене подняться с дивана. – Но я очень надеюсь, что твоя обида со временем как-то утихнет… Надеюсь, мы еще к нашему разговору вернемся…
– Не надейтесь. Не вернемся. И не смейте больше сюда приходить! Лева, проводи гостей до двери.
Повернулась, ушла на кухню. Уже оттуда услышала, как Лева бормочет какие-то извинения, как потом щелкнул дверной замок.
Все, ушли… Слава богу. Только сейчас она почувствовала, в каком напряжении находится тело, как сильно стучит сердце, какой звон стоит в голове. Только бы Лева не начал снова ее увещевать, пусть бы ему сердца хватило! Пусть понял бы, что она чувствует…
Лева тихо вошел в кухню, сел напротив нее за стол, вздохнул. Спросил участливо:
– Как
