стул и обрезанную обшивную доску, служившую ей письменным столом. Она с удивлением обнаружила, что в процессе уборки ее настроение улучшилось, приятная усталость породили умиротворение, прогнавшее назойливые воспоминания об одиночестве и боли. Подняв полосатый половичок, чтобы выбить из него пыль, Элла легонько нажала на чуть слабее пригнанную половицу, под которой размещался тайничок, куда, будучи подростком, прятала такие запрещенные предметы, как транзистор (Мими строго-настрого запрещала все технические новшества независимо от того, когда они были изобретены), бульварные любовные романы из школьной библиотеки (в основном книжки Джеки Коллинз с загнутыми на самых пикантных местах страницами), маленькую косметичку и зеркальце. Позже к ним добавились противозачаточные пилюли и маленькие бутылочки кокосового ликера, которые Джейкоб Листер, чьи родители держали продуктовую лавку, давал ей в обмен за возможность пощупать ее голые груди, что Элла считала беспроигрышным вариантом: ты – мне, я – тебе. Половица подалась легко, и хотя внутри давным-давно было пусто, на Эллу нахлынули ностальгические чувства, что об этой «фиге в кармане» так никто и не узнал.
К четырем часам весь домишко за исключением чердака был приведен в порядок и сверкал. Урчание в животе напомнило, что с самого утра она ничего не ела. В кладовке остались только консервы, так что Элла положила себе в тарелку колбасный фарш, за которым последовала банка персиков и сгущенное молоко. Обед оказался на удивление вкусным. Воодушевленная и окрыленная достигнутыми успехами – она явно сможет завтра закрыть дом и вернуться в город, – Элла по заменявшему лестницу судовому трапу поднялась на чердак, одновременно служивший спальней Мими.
Впервые за весь день она остановилась. Здесь, где наволочка еще хранила запах Мими, а шаль свисала со спинки стула, Элла осознала весь масштаб произошедшего. «Я выскребаю свое детство. Пакую в коробки жизнь Мими и бо́льшую часть своей. Навсегда». Элла ждала, что ее охватит грусть: грусть, о которой читала, о которой ей говорили, – но вместо нее почувствовала нечто иное, ужасное: какую-то радость, злобную, дерзкую, бьющую через край, радость уцелевшей. Она накрыла Эллу словно волна, подбросила вверх, наполнила смехом: ей невыносимо захотелось бить, пинать и громить все вокруг, испытывая от этого облегчение. Сама не понимая, что делает, она схватила флакон с чистящей жидкостью и изо всех сил швырнула его об стену. Пластик лопнул, и отбеливатель с ароматом лаванды густо забрызгал все в радиусе полутора метров.
Расхохотавшись еще сильнее, Элла схватила бабушкину палку из прочного дуба и начала размахивать ею, словно обезумевший ниндзя, колотить по полу и стенам. Наконец, запрыгнув на бабушкин чемодан, она с силой ткнула палкой в потолок. Почти вся крыша была сложена из обструганных бревен, так что эти удары не причинили ей ни малейшего вреда, но один отштукатуренный кусочек прямо над изголовьем кровати, как ей показалось, прямо напрашивался на удар. Визжа от восторга, она широко размахнулась и ударила палкой по штукатурке,
