передать. И чтобы бабулю дома хоть немного подержать, приходится мне челноком работать. Вот и сегодня послала меня бабушка к Татьяне за какими-то книжками по аутотренингу! Бабули-то наши продвинутые, обе с высшим образованием, привыкли головой работать, а нынче голова свободна, так они себе занятия разные придумывают.
Так я иду себе обратно по переулку не спеша, потому что торопиться теперь мне некуда, и вижу, что из урны на углу Литейного и того переулка торчит черный ремешок, и какой-то вонючий бомж уже к той урне подбирается и лапы свои корявые к ремешку тянет. Я встрепенулся, к урне подлетел. «Ты что, кричу, с ума, мужик, сверзился? А если, говорю, в той сумке бомба заложена?» Потому что разглядел уже, что ремешок торчит от сумки черной, большой – старухи ходят с такими. Тот бомж дернулся было назад, а потом, видно, решил рискнуть своей загубленной жизнью либо же сообразил, что я ему нарочно мозги компостирую, чтобы самому сумкой этой воспользоваться. Дернул за ремешок и вытащил сумку! Гляжу – сумка, и верно, старушечья, клеенчатая такая – черная. Но целая, так что вполне может быть украдена у Татьяниной соседки. А бомж подождал секунду, видит, не взорвалось ничего, тогда он на меня вызверился, остатки зубов оскалил, как волчара, и рычит. Слова человеческие от жадности забыл!
– Спокойно, дядя, – это я миролюбиво так говорю, – вещь не твоя, так что давай разойдемся по-хорошему.
Как он заговорил! Какие слова, оказывается, знает, какими эпитетами меня наградил! Уж лучше бы рычал, Цицерон фигов! И опять-таки насчет маленького роста прошелся. Ох, не люблю я этого! Почему, интересно, я должен отвечать за недостатки, которыми меня наградила мать-природа и родители? Ну, с бомжа-то какой спрос, но вот когда нормальные люди оскорбляют, я этого очень не одобряю.
Так что я очень спокойно обошел бомжа сбоку и, преодолевая отвращение, нажал у него на шее одну точку. Сильно нажал, так, что дядя замолчал на полуслове и прямо на асфальт осел. И смотрит так укоризненно, что мне даже жалко его стало. Посмотрел я в сумку. А там пакет молока, масло – продукты, в общем. Так и есть – та самая сумка, бабкина. Конечно, ни денег, ни документов там нет. Это значит, девица ее по дороге в урну сунула, больше некому. А я-то, дурак, ее отпустил. Но уж больно странно все…
Бомж между тем смотрел на меня просто со слезами на глазах, но сказать ничего не мог.
– Не горюй, дядя, – говорю, – денег в той сумке все равно нет. А вот возьми-ка лучше вместо компенсации. На водку не хватит, а пивка выпьешь, – прилепил ему пятьдесятку на лоб и пошел себе.
Прихожу к Татьяне Васильевне, а там полный бомонд. И соседка ограбленная у нее сидит, и еще дочка ее пришла, Надежда Николаевна. Так и так, говорю теткам, девицу не догнал, но сумку нашел. Старушка как глянула на сумку, так прослезилась даже. Рецепты у нее там какие-то в кармашке сохранились, продукты, сумка сама, а что паспорт пропал, так ей, говорит, паспорт без надобности, пенсию на дом приносят. И денег в кошельке мало было.
