для общества и может скрыться от правосудия. Он…
Я покачал головой:
– Не сбежит. По словам Ройса, он рвется в бой. Джессап хочет денег, а единственный способ их получить – выиграть процесс.
– И что? – Она недоуменно взглянула на меня, потом на кипу приготовленных бумаг.
– Мэг, я знаю, ты привыкла все оспаривать и делать по-своему. Сейчас это не пройдет. У меня собственная стратегия, и…
– В таком случае я ухожу, – перебила она, резко отодвинув стул и хватая портфель. – Оставайся со своей стратегией и своим плешивым дружком из защиты!
– Мэг!
Я проводил ее взглядом. Каков бы ни был результат, отношения рано или поздно нужно было выяснить.
Ройс встал и назвал себя. Затем поднялся я:
– Майкл Холлер, от имени народа.
Даже судья Файрстоун оторвался от бумаг и с любопытством взглянул на меня поверх очков. Наверное, не каждую неделю в его владениях происходило нечто столь необычное. Прожженный адвокат защиты обвиняет от имени народа!
– Итак, господа, – объявил судья, – начинаем предварительное слушание дела. Ко мне поступило ходатайство об освобождении под залог…
Джессап получил пожизненный срок за похищение и убийство. Верховный суд отменил приговор, но предъявленные тогда обвинения остались в силе, так же как отказ подсудимого от признания вины. Теперь предстояло вновь передать дело в суд, и обычно вопрос о мере пресечения решал основной судья, однако Джессап с помощью защитника решил ускорить события.
– Ваша честь, – начал Ройс, – двадцать четыре года назад моему клиенту уже были предъявлены обвинения. Сегодня мы хотели бы обсудить возможность его освобождения до суда. Мистер Джессап не намерен отказываться от своего права на безотлагательное судебное разбирательство, он и без того слишком долго ждал правосудия…
Я знал, что скажет Ройс, потому что на его месте сказал бы то же самое. Право на суд гарантировано каждому гражданину, но чаще всего процесс откладывается по просьбе защиты либо обеих сторон, если требуется обсудить досудебное соглашение. Ройс избрал тактику давления, и это понятно: в сложившейся ситуации с доказательствами, не говоря уже об отсутствии главного свидетеля, лишь полный идиот мог дать стороне обвинения время на подготовку. Как только Верховный суд отменил приговор, часы начали тикать – прокуратура получила ровно шестьдесят дней до начала повторного процесса, из которых шестнадцать уже прошли.
– В таком случае я передаю дело на оформление, – сказал Файрстоун, – и предпочел бы, чтобы вопрос о мере пресечения решил судья, назначенный вести процесс.
Ройс помолчал, собираясь с мыслями и одновременно развернувшись лицом к камерам, потом продолжил хорошо поставленным голосом:
– Ваша честь, мой клиент провел двадцать четыре года в тюремной камере, не имея никакой вины, и это не мои слова, а мнение Верховного суда. Теперь его привезли сюда, чтобы снова предать суду. Все это результат одного и
