касается трехглавого паучьего кошмара, тот молча и не моргая рассматривал Трейси.
– Скажи, человече, – Амдусциас повернул голову так, чтобы рог не мешал обзору, – как дьяволу ответь, какие у тебя предпочтения?
Трейси квакнул что-то невнятное, не без труда обрел голос и уточнил:
– П-предпочтения? В смысле? Где… Как я сюда попал?
– У Смерти тысяча с чем-то дверей, и все они открываются в обе стороны, – ответил Амдусциас неточной цитатой из Джона Уэбстера.
– Но я не умер!
– Нет, не умер, – с заметной неохотой подтвердил демон. – Но непременно умрешь.
– От клыков, рогов и когтей, – поддакнул Бельфегор.
– В таком случае где я?
– В междумирье, – объяснил Амдусциас. – Баэль создал его специально для нашего рандеву. – Он взглянул на молчаливого троеглавца. – Нас прислал Мег. Ты знаком с ним, верно?
– Угу. Вернее сказать, не с ним, а с ней. – Трейси облизнул пересохшие губы. Вспомнил о книге, поднял ее дрожащей рукой и увидел на обложке прежнее число: 12.
– Сядь, – предложил Амдусциас. – Прежде чем умрешь, у нас есть время побеседовать.
– Говорильня! – прорычал Бельфегор, злобно дернув хвостом. – Дурак ты, Амдусциас!
– Не дурак, а философ, – торжественно качнул головой единорог. – Перестань глазеть на Баэля, человече. Допускаю, ты счел его уродом, но спешу заверить, что по меркам владык ада ты находишься в обществе первейших красавцев. Тебя смущает множественность Баэля? Это ты еще Асмодея не видел. Или Эвринома, прародителя всех бук и бабаек. Сядь, давай поговорим. Я много лет не беседовал с человеческим существом за пределами ада. А те, кто уже в преисподней, не способны поддерживать вразумительный разговор, – посетовал он. – В свое время я много общался с Вольтером, но с пятидесятых годов прошлого века он только и делает, что смеется. Свихнулся, совсем свихнулся, – подытожил демон.
Трейси не мог отвести глаз от обращенной к нему меланхолично-раздраженной физиономии Баэля. Жабья морда смотрела в небо, кошачья – в пустоту. Что ж, это хотя бы не Мег. Уже что-то. Или нет? Трейси стиснул кулаки так, что ногти зарылись в подушечки ладоней.
– Что вам нужно?
– Тебя, полагаю, интересует настоящий момент, – повел плечами Амдусциас и сердито добавил: – Сидеть, Бельфегор! Будь на то твоя воля, через пару секунд сей человече был бы изорван в лохмотья. И что потом? Обратно в ад?
– Чем тебе ад не угодил? – осведомился Бельфегор и напружинил хвост, словно выполняя некий зловещий комплекс упражнений для позвоночника. – Грубоват для твоего утонченного вкуса? – Он выковырнул из-под когтя какой-то красноватый комок. – Вот именно. А мне, к примеру, не нравится это Баэлево междумирье. Черт-те что, а не пейзаж!
– Порождение тройственного сознания, – сказал Амдусциас. – Ну, человече, как предпочитаешь умереть?
– Никак не предпочитаю, –
