Дамарис кормила ее и выносила на улицу, на лужок – сделать там свои дела. При Люсмиле она просыпалась дважды, и дважды Дамарис кормила ее и выносила на улицу, высаживая на траву, насквозь промокшую от лившего всю ночь и все утро дождя. Дамарис предпочла бы, чтобы Люсмила не заметила малышку и вообще бы не знала о ее появлении, однако никак не могла допустить, чтобы щенок остался голодным или перепачкался. Небо и море сливались в одинаковое серое пятно, а воздух был настолько напоен влагой, что рыба, вытащенная из воды, вполне могла бы остаться в нем живой. Дамарис хотелось бы вытереть малышке лапки полотенцем и, прежде чем положить обратно в коробку, растереть ей тельце, чтобы согреть, но она сдержалась, потому что Люсмила не сводила с нее злобного взгляда.
– Ты же так бедное животное до смерти затискаешь, – заявила она.
Это замечание довольно больно задело Дамарис, но она промолчала. Бросаться в бой смысла не было. И тут же Люсмила с брезгливой миной поинтересовалась, как щенка зовут, и Дамарис пришлось ответить: Чирли. Женщины были двоюродными сестрами и с самого рождения росли вместе, так что знали друг о друге буквально все.
– Чирли, как королеву красоты? – расхохоталась Люсмила. – А не этим ли именем ты свою дочку назвать собиралась?
Дамарис не могла иметь детей. С Рохелио она сошлась, когда ей было восемнадцать, и прожила с ним уже два года, когда люди стали спрашивать: «А ребеночка-то когда ждем?» – или высказываться в духе: «Что-то вы слишком тянете». А они вовсе не тянули – даже не предохранялись, и вот тогда Дамарис начала заваривать и пить настой из двух диких трав – травы Марии и травы Святого Духа: они, по слухам, отлично помогают забеременеть.
Тогда еще они жили в деревне, снимая там комнату, так что собирать травы Дамарис поднималась в поросшие лесом горы, не спрашивая на то разрешения у владельцев земли. И хотя она испытывала по этому поводу некоторое смущение, но все же считала, что это исключительно ее личное дело и посвящать в него кого бы то ни было совершенно незачем. Травы она заваривала сама и пила свой настой украдкой, когда Рохелио уходил из дома – рыбачить в море или охотиться в горы.
Однако он стал подозревать, что Дамарис что-то от него скрывает, и выследил ее – как дикого зверя, объект охоты, подкравшись так, что она ничего и не заметила. А увидев у нее в руках травы, тут же решил, что она – ведьма, порчу решила на кого-то навести, так что прямо так и налетел на нее – коршуном.
– Эй, для чего тебе вот это дерьмо?! – заорал он. – Чем это ты таким занимаешься?!
Накрапывал дождик. Оба стояли в лесу, в довольно неприглядном месте – на недавно вырубленной просеке, где вскоре должны были провести линию электропередач. Оставленные кое-где подгнившие стволы деревьев походили на неухоженные кладбищенские памятники. У него на ногах были резиновые сапоги, а ее босые ступни облепил слой грязи. Дамарис опустила голову и еле слышным голосом рассказала ему правду. Какое-то время он молчал.
