нный философ. Отвернулся, опустил очки на переносицу и продолжил листать книгу за книгой, которые брал с полки шкафа.
– Ах, скучные вы все, включу «Darkest Hour» для поднятия духа, – улыбаясь, проговорил музыкант и включил стереоколонки на среднюю мощность. – Книжки… Ха! Твои книжки никому уже не нужны. Социальные сети! Вот что движет этот мир вперед! Сейчас вся жизнь спрятана в интернет!
– Конечно, конечно, – вступил в разговор политик. – Это если у вас будет энергия. Какая-нибудь… Хоть электрическая, хоть солнечная, и ее придется преобразовывать…
– Ай, бросьте вы! – в разговор вступил трансгендер. – Что-нибудь за нас придумают.
– А за вас, вот за таких, как вы, придумывали все эти шесть тысяч лет! – зло посмотрел философ.
Трансгендер показал ему язык:
– Противный! Не люблю тебя!
– Товарищи! Товарищи! Давайте не будем ссориться! Нам здесь сидеть еще, – и политик посмотрел на часы, – ровно сто дней!
– Это кто так решил? – все высказались хором.
– Звонили с электростанции. Электричества хватит… Ай, – махнул рукой, – никому не хватит. И никто не знает, сколько продлится этот беспредел…
– Какой беспредел?
– Нет электричества, нет транспорта, нет жизни.
– Послушайте, но мы как-то должны питаться в этой сраной лачуге, то есть в этой картинной галерее!
– Слушайте, а кто нас всех сюда загнал? На эту проклятую выставку современного искусства?
– Да! Кто?
– Вот именно, – вынимая наушник из уха, проговорил музыкант. – У меня гастроли через три дня. И я должен выбраться отсюда любой ценой! Иначе вы все будете мне должны денег!
– Какие вы все нервные… Это наша партия устроила благотворительный марафон в поддержку прав человека. Что тут непонятно? – ответил сконфуженный политик.
– Да! Мы – нервные! Потому что мы устали! – торжественно объявил музыкант.
– От чего вы устали? – спросил философ.
– Я, например, устал от вранья натуралов, – спокойно начал рассуждать трансгендер. – В них больше лжи, чем в нас – трансгендерах.
– А вы не могли бы поподробнее? – заинтересовался политик.
– Пожалуйста. То, что всегда лежит на поверхности, вы прячете за метровой стеной и боитесь в этом самим себе признаться.
– А вы, что же, ну эти… как вас там…
– Неважно, как нас там, – вдумчиво произнес трансгендер. – Попробуй для начала разобраться в себе. Лично я принял решение, потому что… потому что… затрахался врать самому себе… Что чувствую… Как я хочу… Как я могу… И это все – без допинга. А ты, политик, сможешь в постели без допинга? – Трансгендер посмотрел в глаза политику.
Политик внимательно, не отрывая взгляда, уставился в глаза трансгендеру. Пятнадцать секунд смотрели друг на друга – никто не моргнул. И политик промолчал. Но он ответит потом, чуть позже, после бокала вина…
– Cлабак… А знаешь, зачем вы все претесь в жопу? – неожиданно атаковал провокационным вопросом трансгендер.
– ???
– А на жопе нет глаз! Смейся, смейся! Но это так. А раз нет глаз – то и души нет! Нет души – и твоя душа не болит! И ты свободен от колебаний и сомнений. – И пропел: – «Я свободен» в одной песне поется! Да-да. Именно об этом. Все очень просто, – высказался трансгендер.
– Душа? Это вы о чем? А что это такое? А! Это то, о чем говорили попы в костелах! – вытащил наушник из уха музыкант.
– Как это вы глубоко копнули, товарищ трансгендер! – восхищенно удивился философ.
– Это не я копнул! Это жизнь моя такая, многогранная… А вы все, натуралы, уперлись… В жопу… Вы душу свою не поняли, дебилы! – чуть тише проговорил трансгендер. – Я, например, могу и люблю женщин. Да! – резко, на развороте корпуса, сказал. – Да! Я люблю… любить женщин! Если это красивая, умная женщина… Как мужик ее могу любить! Но где эти женщины, где? В основной массе это самки, которым нужно к сроку забеременеть. Ничего не изменилось…
– Предназначение каждого мужчины в жизни – сделать счастливой женщину, – лживо продолжил политик.
– А женщина? – задал вопрос музыкант.
– А женщина создана для помощи мужчине во всем… Во всем…
– Во всех его начинаниях?..
– Совершенно верно! Во всех начинаниях!..
– А как быть с гендерным разнообразием?
– А никак! Мы существовали с библейских времен. И будем еще в будущем! Беда только в том, что я здесь
