воспитывать, как дочь свою, беречь да лелеять. И она отвечала любовью и называла их отцом да матерью. Такой искусницей оказалась Розана, что быстро освоила мастерство женское. Стала ткать ковры чудесные, каких люди и не видывали раньше. Дворцы высокие, цветы необыкновенные, птиц райских на коврах изображала нитями золотыми да серебряными. Где только она это видела? Откуда знала? Семья нарадоваться не могла на такую мастерицу. Пошла далеко добрая слава о красавице-искуснице. Из дальних мест люди стали приезжать за коврами. Зажиточная семья теперь богатой стала. Монеты золотые да серебряные дома появились. Прошло время и Розане исполнилось пятнадцать лет. Стали женихи захаживать да на девицу поглядывать. Только пришлась она по душе хозяйскому сыну. Василек в ней души не чаял, и девица отвечала ему добром да лаской.
Как-то поздним вечером все сидели за столом, время коротали, беседу мирную вели. Вдруг набежали тучи, поднялся сильный ветер, деревья гнуться стали. Потемнело вокруг. Бросились Иван с Марьей скорее окна затворять. Смотрят, а под окном цыганка стоит, в дом просится. Узнали они старую цыганку, что девочку больную отдала, впустили.
– Я пришла забрать свое, – сказала старуха мрачным голосом и посмотрела на девушку.
Мать испуганно всплеснула руками.
– Да какое же это свое? – мы ее столько лет растили-холили… Она нам, как родная стала, а теперь отдать?
– Не ваша она, не ваша! – воскликнула цыганка. – У нее есть хозяин. Смотрите, не было бы беды!
– Если пойдет сама, забирай, – вмешался Иван, – если нет, не обессудь, из дома выгонять не будем.
Старуха подошла к девице и схватила ее за руку. Розана вырвала руку и бросившись к Марье, обвила ее шею руками.
– Не отдавай меня матушка, не отдавай! Я не знаю эту старую бабушку. Мне страшно! – молвила она, заливаясь горючими слезами.
– Видишь, – сказала Марья, – она уже не дитя, сама вольна выбирать. Неволить ее не можем. Иди с Богом откуда пришла!
Она достала из-под полотенца свежий пшеничный каравай и подала старухе.
– Зря вы так поступили, – проскрипела незваная гостья, – не отдали добром, будет вам худо, потеряете ее душу.
Со злобой швырнула она хлеб на стол и вышла, хлопнув дверью. Долго сидела озабоченная семья в тревожном раздумье. Погоревали, погоревали да делать нечего, утро вечера мудренее. Хотела хозяйка хлебушек прибрать, тот, что цыганка бросила, а он весь черный, как уголь стал.
– Ох, не к добру это, не к добру, – заплакала она, – что теперь будет?
– Ничего не будет, – строго сказал хозяин, – как жили, так и жить будем. А вот Богу свечку поставить надо! Не забывай, мать, о Главном Судии!
Стали все перед образом Господним, помолились усердно и спать легли.
Время шло… В труде и заботах позабыли о том случае с цыганкой. Василек возмужал, Розана повзрослела. Решили Иван с Марьей их поженить. Пора и внуками обзавестись. Не откладывая, и
