Алексеевич? К этому должны быть готовы и ваши люди. Если это необходимо, срочно произведите замену. Операция должна пройти в предельно короткие сроки. Вам дается три дня. Это потребует от личного состава такой же предельной самоотдачи. В группу должны войти физически выносливые люди, обладающие такой же устойчивой и адекватной психикой.
Перед вылетом сюда этот лощеный подполковник, должно быть, тщательным образом исследовал мое личное дело, подумал Радовский, внимательно следя за дорогой. Он выслушал Брукманна и сказал:
– Надеюсь, эта операция не станет одной из разновидностей карательных мер против местных жителей, связанных с партизанами.
– О, нет-нет! Вы же знаете, что абвер этим не занимается. – Немец снисходительно засмеялся.
И Радовский невольно подумал, что слова, произнесенные таким тоном, быстро забываются, если это необходимо тому, кто их произнес.
– Надеюсь, что это так.
Брукманн усмехнулся, теперь уже более сдержанно. Когда перед вылетом он получал последние инструкции, его предупредили, что командир группы «Черный туман» – человек опытный, бывалый, но с характером. Для выполнения приказа он сделает все, так что лучше его не ломать, а постараться с ним поладить. Только в абвере могли так относиться к русским, да еще бывшим царским офицерам с белогвардейским прошлым.
Ночь была теплой. И только небо прохладным алмазным ручьем Млечного Пути сияло над Омельяновичами, напоминая о весенней поре, когда такие ночи еще преждевременны, а значит, и ненадежны. Вглядываясь в густую влажную темень ночи и чувствуя на губах ее прикосновение и тепло, Радовский с иронией подумал: Соловьи на кипарисах и над озером луна…[3]
Третий батальон был поднят по тревоге. Девятой роте после поверки тут же объявили отбой. А Седьмую и Восьмую в полном составе выдвинули в район карьера, к старым баракам, где до войны и какое-то время в период оккупации жили рабочие местного торфопредприятия. Теперь бараки были превращены в казармы и их занимала часть особого назначения подполковника Кондратенкова.
Когда после построения вышли из деревни и, повзводно, запылили изношенными солдатскими ботинками и брезентовыми сапогами в сторону леса и болот, за которыми иногда порыкивал, встряхивая тыловую тишину, фронт, Воронцов побежал в голову колонны и вдруг услышал фразу, которую потом вспоминал всю войну. Возле конюшни, где был свален колхозный инвентарь, еще годившийся для какой-нибудь крестьянской пользы, а потому не сброшенный под горку, стояли офицеры штаба батальона и политотдела штаба полка. Они смотрели, как покидают деревню роты, и кто-то из них, возможно, не ожидая, что его голос прозвучит так громко, сказал:
– Воронцов и Нелюбин как стараются! Добивать своих повели…
Воронцов оглянулся. Но увидел возле конюшни только серые равнодушные лица, которые не выражали ничего. В какое-то мгновение внутри, как перед атакой, сработала тугая пружина, и он готов был вернуться,
Здесь и далее цитируются стихи Н. С. Гумилева.
