спину было тяжело держать ровно.
– Мэй? Привет, мы потеряли тебя. – Из детской раздался голос Лоры.
– Привет. – Ответила Мэй и не узнала собственный голос. – Я играла в кукольном домике.
Лора сидела за большим столом с ручкой в руках. Перед ней лежала чистая бумага, она что-то сосредоточенно писала, как делают взрослые.
– Ты закончила играть? А то я хотела позвать тебя на улицу.
– Да, мне немного надоело в домике.
– Конечно, ты же так долго там была.
– Мне там понравилось.
– Да, здорово, жаль, всё ненастоящее, хоть и очень правдоподобное.
– Всё там настоящее!
– Ну ладно, пойдём.
Лора и Мэй прошли в прихожую, чтобы обуться, как вдруг Мэй увидела странное отражение в огромном зеркале на входе: прямо на нее глядела забавная старушка с кудряшками. На ней была белая рубашка, коротенькая накидка с кружевами на рукавах и воротничке и длинная юбка с большими разноцветными птицами словно павлины из ткани, похожей на платье ее бабушки.
– Кто это?
– Это ты, Мэй. – Лора подошла к подружке и тоже загляделась в зеркало. – Да, мы немного изменились.
– Я хочу уйти отсюда. Пойдём на улицу. – Мэй занервничала и дёрнула ручку входной двери. – Не открывается!
– Нет, не так.
– В смысле?
– Сначала с ней придётся попрощаться. – Лора показала на кудрявую старушку в зеркале.
– Да с чего же, её не было никогда! Это всё мои иллюзии, я просто заигралась, я не старушка, пойдём!
– Твои, конечно. Тебе с ней и прощаться. Иначе выйдешь всё той же на улицу.
Мэй снова посмотрела на себя в зеркало. Теперь она точно была уверена, что эта старушка и есть она.
– Прости, дорогая, прощай, нам с тобой было хорошо. Мы здорово проиграли эту жизнь. Давай вернём ее себе.
Мэй снова повернула ручку, и та поддалась. За дверью дома было лето. На Мэй было платье из шелковой ткани, как у мамы она видела в детстве: такое взрослое, красивое, женское, а на ногах аккуратные сандалии на каблучке. «Какая я взрослая стала! Мне же теперь всё можно!»
Мэй долго гуляла по аллее одна. Лора уже куда-то убежала, но Мэй не торопилась теперь искать компанию или прятаться. Казалось, сейчас играть с самой собой было в самый раз.
3. Гравировщик
Гравировщик волшебных слов работу свою не любил. Зная силу своего пера и дары, которые оно открывает, он редко работал. Хоть и просто было сотворить чудо, и перо его трудилось исправно, гравировщик редко мог решить задачу: достаточно ли идеален смысл и красив ли оборот речи, нужное ли действие для клиента будет иметь новоиспечённая гравировка.
А мир просил чудес.
Гравировщик прекращал работу сразу, как только замечал неидеальный срез идеи или концептуальное баловство: не терпел любительства. Да и как вложить смысл верно, если знаешь, что он относителен?
