земных определений, которые не работают в этих находящихся за гранью умозрения видениях, переходя как бы в трансцендентное» (Там же).
И если «В. Вернадский с его теорией ноосферы как бы доступен здравомыслию, то в случае с А. Эйнштейном и К. Малевичем человеческие представления выходят в иную плоскость, где перекрываются любые земные зримые видения» (Там же).
1.4. Глава фирмы – днем, реформатор театра – вечером
Один из самых таинственных инградиентов ядерного топлива чуда – поспорьте со мной! – явление парадокса с его мерцающе непознанным химическим составом.
Попытаемся, в связи с этим, присмотреться к одному необычному индивиду, который «уже лет двадцать успешно вёл двойную жизнь, почти как в истории про доктора Джекилла и мистера Хайда. На заседаниях правления – глава фирмы Константин Алексеев. Солидный, уверенный в себе профессионал-администратор. Но на слуху всё больше был Константин Станиславский, подхвативший звучный псевдоним в далёком 1885 году у оставившего сцену актёра-любителя. И в господине Станиславском не было ни солидности, ни уверенности в себе. Зато были беспредельная наглость, чудовищная энергия и безудержная тяга к эксперименту, подкреплённые очень и очень большими деньгами. О последнем неоднократно проговаривается и сам Станиславский: „По окончании собрания поехали ужинать и проели сумму, равную месячному бюджету театрального кружка“» (из статьи Константина Кудряшова «„Стратегия чуда“. Как Константин Станиславский играючи перестроил театр» // «АиФ», 17.01.2014).
Употребление сильного оборота «беспредельная наглость» будет, думается, извинительно с учетом чарующей неожиданности полученного результата: «Появление нового театра вполне сравнимо с той революцией, которую в музыке более чем через полвека осуществили „Битлз“. Откуда ни возьмись, является компания бунтарей, которая всё и всегда делает наперекор традиции, чем жутко бесит общественность: „Нас презрительно называли любителями. Говорили, что нет ни одного настоящего профессионала, что их заменяют экстравагантные костюмы, обстановка и поведение на сцене“. Это запросто может показаться цитатой из мемуаров, скажем, Джона Леннона, однако принадлежит перу Станиславского» (Там же).
Нешаблонные ходы во всём; воображение, не сдерживаемое навязчивым бормотанием внутреннего цензора – разве не так рождается восхитительная небывальщина? – «Устроить вместо скучной театральной реквизиторской студию спец-эффектов? Пожалуйста! И даже подпишем на это дело не кого-нибудь, а самого Морозова: „Савва Тимофеевич превратил свой дом в экспериментальную мастерскую. В ванной была химическая лаборатория, где изготовлялись лаки разных цветов для окрашивания ламп и стёкол ради получения более художественных оттенков освещения сцены“. Поднять престиж профессии актёра? Без проблем!
