пауза. Чабан сверлил Санина глазами, словно пытаясь вычислить подвох. «Я всегда говорил вам, что в нашей конторе не может быть путаницы, а в нашем уговоре – обмана, – спокойно проговорил Санин. – По-моему, у вас никогда не было повода обвинять меня в неискренности. И потом, в ваших руках главное – оригинал расписки. Без нее все мыслимые и немыслимые обвинения не более чем фикция.» Санин не лукавил. Он действительно отдавал Чабану его оперативное дело без купюр и изъятых документов. Все его «оперативные сообщения», написанные под неусыпным оком Санина во время их встреч в специально оборудованном номере гостиницы «Москва». Все до одного, с того самого момента, как восемь лет назад, во время андроповских чисток, Чабан попался на спекуляции валютой, и начальство предложило тогда еще капитану Санину присмотреться к этому перспективному «кадру», имя которого промелькнуло в гремевшем тогда на весь Союз расследовании Гдляна и Иванова. Чабан, которого Санин навестил в Лефортово, удивительно быстро согласился поменять десятилетнее заключение на коротенькую расписку о сотрудничестве. И все эти восемь лет нисколько не тяготился своими «добровольными обязанностями», особенно когда Санин объяснил ему, сколько таких же вот «помощников» есть у Комитета во всех сферах советского общества и какие широкие перспективы открываются перед ним «в свете последних решений партии и правительства». Чабан позвонил ему три дня назад – в тот самый момент, когда по телевизору передавали пресс-конференцию руководителей ГКЧП. Это было в понедельник. В среду – вчера – Санин позвонил Чабану и назначил сегодняшнюю встречу. Но понял он все еще тогда, понял с полуноты, с полузвука: страна накануне потрясений, которые перевернут весь устоявшийся порядок, и именно сейчас можно застолбить себе место в этом новом мире. В грядущей неразберихе можно легко будет списать пропажу оперативного дела на «новую метлу», которая обязательно придет в органы после того, как эти дрожащие от страха и нерешительные «путчисты», пытающиеся сейчас вещать что-то с экрана, уйдут в небытие. Решение оказалось верным. Пророчество сбывалось…
И вот сейчас, сидя в машине со своим бывшим осведомителем, Санин прекрасно понимал, что роли их стремительно меняются, и что теперь он будет информировать Петра Евгеньевича Дронова, а не наоборот. Но в его голову так прочно забили законы диалектики, что он прекрасно осознавал неизбежность такой перемены и готов был мириться с ней как с «осознанной необходимостью». Он будет полезен этому человеку, который, устранив последнее препятствие, несомненно пойдет ох как далеко!
Во взгляде Чабана появилось спокойствие и уверенность. «Ну, гляди, майор.»
Он полез во внутренний карман пиджака и достал оттуда ровную банковскую пачку стодолларовых купюр. «Твоя десятка,» сказал он и протянул деньги Санину.
Санин убрал пачку в карман пиджака, даже не взглянув на нее. Чабан, не выпуская папки из рук, откинулся на сиденье. «Благодарю
