луковицу в карман, подняла голову и увидела, что на нее смотрит Хозяйка. Работающая не испугалась, но поглядела на Хозяйку с ожиданием и интересом. Та просто ушла. Самуэль предложил Хоуп забирать у нее добытое от забора, но она отказалась, а Маргарет сказала внуку, чтобы он не примерял на себя чужую кожу, потому что в ней он обязательно попадется. А для Хоуп, в ее шкуре, возможно то, что не дается другим.
Хоуп по-прежнему постоянно было невероятно тоскливо и плохо без матери и часто больно. Кожа на спине предсказывала погоду: дождь, похолодание, ветер. Ныла, если Хоуп спала вверх животом. Ей тоже снились плохие сны: например, о том, что кожа ее спадает и убегает в виде девушки-пустышки, и ей самой становится очень холодно, и она видит мать, тянет к ней руки, хочет лечь на грудь, как в детстве, но Голд убегает от дочери в сахарный лес. А в жару, то есть часто, спина сильно чесалась. Ее некому было почесать, Хоуп терпела или чесала себя веткой. Со стороны казалось, что она сама себя сечет.
Хоуп не мучилась от одиночества, но ей было плохо из-за того, что некого попросить почесать спину и не с кем поговорить. Еще подростком она придумала себе и для себя игру: записывать все то, что она думает, своими словами. Чтобы было интереснее, она решила делать записи, как те тексты столбиком, которые показывал им пухлый Учитель. Бумажных листов в доме водилось мало с тех пор, как из него исчезли дети. Хоуп за ребенка не считали. Когда она еще занималась свиньями, она писала веткой на земле. И потом водила ногой, стирала дырявой подошвой. Дальше стала писать на тряпках намоченной в грязи иголкой, но это было сложно, неудобно, тряпок не хватало, и они требовались для ежемесячной крови. В деревянной пристройке валялись доски, неизвестно чего ждали, ждали большой широкой террасы, которую хотел строить Муж хозяйки, как у богатых соседей. А дальше он не смог, даже после смерти Дочери собирался в ее честь, а потом увидел, как его жена убивает работающего ребенка на маленькой террасе, и передумал. Когда жена отослала сына в школу, за которую из жалости заплатил ее родственник – хозяин-капиталист, Муж хозяйки решил, что прежде решил правильно.
На кусках непостроенной террасы Хоуп корябала мелким меловым или углевым почерком, мела осталось много от прерванного обучения. В сарае было хорошо, потому что там никого не было. Хоуп чувствовала его своей комнатой, в нем ей удавалось находиться полчаса в неделю. Самуэль через прогрызенные жуками дыры в сарае подглядывал, как она пишет. Она никогда не делала ничего другого, он это знал, но все равно приходил смотреть как. Доски очень подходили для текстов в столбик. После записи Хоуп складывала доски обратно и накрывала мешковиной.
Одним летом вся эта обычность прекратилась. На маленькую плантацию стали сыпаться люди. Трое мужского пола, из хозяев, в промежутке месяц между друг другом. Вернулся Сын хозяев. Он окончил школу и не хотел учиться дальше. Он собирался помочь родителям стать богаче. Превратиться в
