форме письмо, в тюрьме распечатывают и отдают адресату. Если оплатить ответ, то к распечатке прилагается чистый лист, на котором адресат пишет ручкой. Потом его сканируют и отправляют на волю. Очень продвинуто и удобно.
Письма было два: одно – от матери, другое – от незнакомой женщины с фото меня, Вико, Степана и Остапа. Уезжая, я не взял фотографий и отдельно оговаривал, чтобы мне в случае чего их не слали: думал, это будет причинять душевные страдания. Тут я, конечно, оказался не прав, и очень было классно получить фоточку. Был тронут. (Потом я постоянно требовал высылать мне фотки и скопил несколько тысяч – если бы захотел их все пересмотреть, мог бы занять этим пару-тройку дней фултайм.)
Спросил тетечку, не подселит ли она кого-нибудь ко мне, ведь все-таки Новый год, одному скучновато. Тетечка сказала, что вероятность моей встречи Нового года на карантине стремится к нулю.
Потом пришел майор, который вчера был с правозащитниками, и куда-то меня повел по «Бутырке». Куда – уже не помню, на какую-то очередную регистрационную процедуру. Но это не сильно важно: главное – получилась экскурсия по тюрьме.
Шли долго, через кучу коридоров и дверей. Майор их отпирал и запирал, удивляя меня тем, как он безошибочно выбирает нужный ключ из огромной связки. Когда нам попадалась хозобслуга, которая выдавала обеды в камеры, мы останавливались, майор требовал закрыть окошко раздачи, и только потом мы проходили мимо. Это меня удивило: не очень понятно, что за опасность могла исходить из окошка, в которое пролезает только миска, но мне разъяснили, что таков порядок, и все вопросы отпали.
Проходя по какому-то из коридоров, увидел, что дверь одной из камер открыта и там роется куча сотрудников, выбрасывают в коридор что-то невнятное: веревки, сигаретные пачки, коробки спичек. Все жильцы камеры – человек, наверное, пятьдесят – находились в огороженном решетками торце коридора, через который пролегал наш путь.
«Вот она, первая встреча со злыми зэками», – с волнением думал я и, приближаясь, прокашлялся, чтобы случайно не поздороваться фальцетом.
Зэки выглядели очень зэками. Во-первых, все небритые, во-вторых, все нерусские, а значит – взгляд из-под моноброви и из недр темных мешков. В основном все стояли в куче, только трое барражировали туда-сюда, крутя четки и сутулясь.
– Всем отойти к стене, – приказал майор.
Его не послушались. Тогда он приказал еще раз, и зэки слегка подвинулись к стене, всем своим видом показывая, что это они не подчиняются приказу, а просто решили размяться и отойти, к примеру, к стене.
– Арестанты, всех приветствую! – говорю.
– Здорово, здорово! – много ответов и, кстати, дружелюбных.
– Из какой хаты?
– Пятьдесят седьмой. – Мне бы тут ответить, что с карантина, но я этого еще не знал, а зэки остались в задумчивости, что это за хата такая. Кстати, номер хаты на карантине пророческий, а почему пророческий, вы поймете, если знаете номера регионов РФ, указанные на автомобильных номерах.
На
