и ответственность.
Все забыто, все вокруг плывет под этим яростным напором твердых губ и сильного властного языка.
Еще, еще.
Лижи соски, всасывай их в рот, прикусывай, сжимай грудь.
Не нужен секс, не нужен оргазм, важна только эта острая, ноющая боль от пытки над моими девочками.
Мои руки, безвольными ниточками свисающие вдоль тела, неосознанно тянутся к его голове.
И это было ошибкой.
Он, как хищник, предвосхищает мои действия, резко отрывается от моей груди и хватает за руку.
Его взгляд требует подчинения, непоколебим, оскал пугает и будоражит, и я невольно сглатываю и часто-часто выдыхаю горячий воздух.
Что же сейчас будет? Как он меня накажет за неповиновение, и не улыбается ли он, потому что ждал именно этого?
– Кажется, был только приказ раздеться. Верно, Олеся?
– Верно, – рваный шепот.
– Я разве говорил, чтобы Вы ко мне прикасались?
– Нет.
– Тогда Вы должны получить свое наказание за самовольство, Олеся?
О, да, накажи меня! Сделай хоть что-то, только уйми зуд между ног и невыносимое, срывающие моральные рамки, желание.
– Должна, – только и шепчу я, как вдруг резко оказываюсь лицом к черному глянцевому комоду.
Прохор держит меня за талию одной рукой, а второй сметает с поверхности все лишнее – ключи, кошелек, карту доступа.
Он нагибает меня, и со шлепком опускает на комод, распластав по нему грудь. Затем несильно бьет по ногам, заставляя их расставить в стороны.
На мне все еще трусики, но он быстро их стягивает и засовывает мне же в рот.
Я глубоко вздыхаю, когда чувствую его пальцы в себе.
Сразу два и сразу глубоко.
Но эта приятная тяжесть внизу быстро сменяется резким дискомфортом, когда вторая его рука-негодница со смачным шлепком опускается мне на ягодицу, срывая с губ лишь мычание.
И я понимаю, сейчас просить пощады бесполезно, Прохору нужно на ком-то спустить пар, раздражение рабочего утра.
И – еще шлепок – я готова ему в этом помочь.
Глава 8. Прохор
Ни одна картина в Третьяковке не выглядит лучше, чем это.
Колено-локтевая поза, оттопыренная задница, тонкая талия и алое пятно, растекавшееся по белой плоти.
Только одно то, как рука жалит жопу, давало в мозг новый приступ дури. Новую порцию морфина.
И там, между булочками, что так упруго-охуенно дрожат после очередного хлесткого удара, розовая мягкая взбухшая плоть и дырка, которая так туго обхватила два пальца.
Туда, глубоко и обратно. Туда, провернуть, и вытащить. Туда резко, и ощущать, как тесно внутри, представлять на месте пальцев свой каменный член, что уже неприятно упирался в боксеры.
Вытаскиваю пальцы, смотрю, как белая густая смазка уже забилась под ногти, не удерживаюсь, пробую на вкус. Лимон с сахаром, не меньше.
Новый
