style="font-size:15px;"> – Ни фига не торжественно. Олег – очень плохое имя! – упёрся Лемков. – Давно тебе говорил. Меняй паспорт. Возьми другое имя. Жора, Георгий, Роберт, Ричард! Звучно! С именем Олег плохое… отвратительное отчество будет у твоей дочери.
– Нет у меня дочери! – упирался Точилин. – Насколько мне известно.
– Будет. И какое у неё будет отчество?
– Какое? – решил уточнить пьяный Артур.
– Оле-говна! Пусть же ты будешь Жорой, друг мой, – явно издевался Тимофей, поднял перед глазами мерцающий пластиковый стаканчик с водкой, продолжил:
– Юрий тоже плохо для тебя звучит, – недобро проворчал он. – Юрий – имя первых! А ты всегда, друг мой, второй, пятый, десятый! Вспомни наши выставки! Всегда вторые, третьи. Для Гагарина – это хорошо. Для тебя – плохо! Ты ведь никто, Жора! И я никто! И Бальзакер – никто, – Тимофей ткнул чёрным, корявым пальцем в спину сморщенного, сутулого Артура. – Мы все тут – никто! Сидят и пьянствуют в ковчеге изгоев НИКТО! Так что, старина, буду называть тебя Жорой!
– Называй, как хочешь, – согласился Точилин, чтоб дольше не развивать словесный бред. – Жора, так – Жора. Давайте! Жизнь продолжается.
Вдвоём с Тимофеем они чокнулись, беззвучно сдвинули пластиковые стаканчики и выпили.
– Пойду, отолью, – проворчал Артур. Он обиделся, вероятно, что они на двоих разыграли партию близких по духу друзей. – У тебя ж здесь сортир имеется?! Оказывается, – и он тяжело поплёлся по направлению к выходу из подвала.
Точилин с Лемковым с удивлением переглянулись.
– Куда ж ты трое суток отливал, Бальзакер?! – заорал Тимофей во след бесцеремонному гостю.
Артур приостановился, фыркнул с презрением.
– Капусту твою засаливал.
Лемков подавился, закусывая как раз капустой, отплевался.
Артур задорно хохотнул, успокоил, выделяя букву «о» на вологодский манер, проговорил:
– Во двор ходил, по малой нужде, деревня! У тебя там песочница классная!
– Но ты и придурок, Бальзакер! – возмутился Точилин. – Столько раз напивался в мастерской и до сих пор не знаешь, где сортир! А как же дети?!
– Какие дети, Точила?! – закричал Артем из туалета. – Не было детей! И никогда не будет! Ни у тебя, ни у меня! Нечего рожать моральных уродов и плодить нищету!
– Дети, которые в песочнице!..
– Я всем своим приёмным детям помогаю. Всем двум. Как могу. А могу… очень и очень редко. Не можится что-то мне, друг Точила, с деньгами по жизни. Не можится. Нейдут они ко мне, нейдут. Эй, где тут свет включается, Тимоний?!
– Отключили! За неуплату! – гаркнул Лемков.
– Он там щас все стены уделает, этот писающий мальчик, – беззлобно проворчал Точилин. Сил подняться не оставалось. Голова и тело отяжелело. Внутри организма стало тепло и спокойно от выпитой водки. Хотелось спать, спать и спать.
– Нашёл! Нашёл твой универсальный таз! А у меня зажигалка есть! –
