по камерам, – доложил лейтенанту Вадик, – как крысы по норам.
– Взрывать больше ничего не надо, – словно напомнил сам себе Широкий, – Отожмите дверь и выкуривайте их газом оттуда, как тараканов. Живо полезут.
Надев прихваченные противогазы, «тайфуновцы» успешно применили тактику выкуривания. Слегка отжав дверь, они бросали в помещение дымовую шашку и ждали положенное время. Ждать долго не пришлось. Вскоре задыхавшиеся малолетки, мгновенно разобрав баррикаду своими руками, стали выползать в коридор. Проникнув внутрь таким образом и быстро зачистив три следующие камеры, спецназовцы остановились у последней.
Но внутрь никак не удавалось пробиться. Дверь была прижата плотно. Именно здесь и засели зачинщики бунта. Когда наконец выбили дверь, разъяренный Вадик даже не стал бросать дымовую шашку, а просто вломился в узкое помещение. Когда вслед за ним еще несколько бойцов проникли внутрь, обитатели камеры, вырубив свет, набросились со всех сторон на бойцов с ножами и заточками. В последнее мгновение перед тем, как мрак окутал камеру, Тарас успел заметить, что один из зэков воткнул шило в бок Вадику, на котором уже висели трое малолеток.
– А ну, молитесь, ублюдки! – заорал Тарас сквозь противогаз, выхватывая светозвуковую гранату.
– Не надо! – успел он услышать сдавленный вопль Вадика, прежде чем в узкой камере громыхнуло и вспыхнул огненный шар, поглотивший его сознание.
Глава четвертая
Странный мертвец
Перед глазами плавала какая-то муть, в ушах звенело. Долгое время Тарас лежал на спине, приходя в себя, но никак не мог сфокусировать зрение. Все расплывалось в огромные пятна, а до слуха обрывками долетали странные звуки, напоминавшие журчание воды и шум ветра.
«Что-то я перестарался с этой гранатой, – подумал Тарас, срывая с себя противогаз и тихо радуясь, что хотя бы сознание постепенно возвращается в его контуженую голову, – понять бы теперь, что случилось».
Последние воспоминания никуда не стерлись, и он отчетливо помнил, как взорвал гранату в камере с малолетними зэками, о чем сейчас сильно жалел. Однако звуки, которые он уже мог улавливать медленно возвращавшимся слухом, никак не вязались с тем, что обычно слышно в тюрьме. Там журчать могло только на очке. Но на очке и запахи были бы соответствующие, а нос спецназовца ощущал только свежий воздух, более того, наполненный ароматами трав и деревьев. Да и лежал он, похоже, не на ровном полу, где должен был упасть. Спину, даже через бронежилет, подпирали острые и твердые углы, так, словно Тарас развалился на камнях. А лицо – ну этого вообще никак не могло случиться в питерском ноябре – нежно пригревало что-то очень похожее на солнце.
Зрение пока не вернулось полностью, но ощущений хватало и без того. «Хорошо же меня приложило, – в панике размышлял Тарас, глядя, как колышутся перед ним высокие размытые тени, – неужели эта граната на глюки пробивает. Не хватало еще
