не сказали. Я думал, что вы знаете, что это.
– Насколько я понимаю, с вами беседовал Ас?
– Да. Но он только сказал: «Отдашь еще вот это. Передай, что он принадлежал последнему элю».
– И только ради этого вас отправили в это путешествие?
– Конечно нет! Разве вы не поняли? Речь идет о судьбе ваших детей!
– Погоди ты! Что это за хрень такая?!
Сомтанар выгнул бровь и, задумчиво глядя на булыжник в моих руках, предположил:
– Возможно, они рассчитывали, что эль сможет разобраться с этим?
Ну да – подумалось. Я же эль! Я повертел предмет в руках, привычно накрыл им источник, отбросив его тень на себя, но ничего особенного не почувствовал. Покрутил его, как если бы это был кристалл, меняя оси вращения, но не почувствовал даже легкого дуновения ветерка. Что бы это ни было, оно не давало тени. А без тени моя природа инопланетянина ничего не чувствовала. Уже собираясь отложить непонятное на потом, я бросил быстрый взгляд на застывшего архивариуса, на его вытянутое от любопытства лицо, и нырнул в безумие Храмового дара.
Черной водой рванулось в лицо ускользающее прошлое, знакомо забились текучими отблесками ближайшие предметы, и неожиданно пугающей звездой вспыхнул непонятный подарок. Словно река, в холодном потоке которой я стоял, против всех законов природы извернулась, и часть ее воды ускоряясь рванула против течения, ослепительной иглой разбиваясь о невидимую преграду впереди. Сознание зацепилось за новую картину, позволяя удержаться, не выскочить раньше времени из тошнотворного водоворота. Я, обрадованный новой возможностью задержаться, осмотреться в искажении реальности, шагнул вперед, вглядываясь в сверкающие брызги, и те дрогнули. Поток подхватил меня, время впереди раздвинулось, смещаясь, блеснуло блестящими текучими разводами, огибающими настоящее. Испугавшись, я попробовал вырваться, выскочить назад, но было поздно.
3
Старший лейтенант Володин развалился в удобном кресле, забросив, по ковбойскому обычаю, ноги на рабочий стол. От давних предков голливудских героев он все же отличался – вместо пыльных сапог из толстой потертой кожи на его ногах красовались белые носки из натурального хлопка – известная редкость по нынешним временам. Подобная вольность, неуместная для обитателей Москвы, в данный момент была им справедливо заслужена. Володин переживал небольшой личный триумф, и никто не посмел бы сделать ему замечание. Да, честно сказать, и некому было это делать – в просторном кабинете, где обычно помещались сразу трое сотрудников одного из самых секретных подразделений союзной полиции, никого, кроме него, не было.
Просторное окно из сложного бутерброда поляризованных стекол и тончайших токопроводящих структур, призванных предотвратить любую возможную утечку данных, выходило в обширный двор хозяйственного управления столичной полиции, где их отдел, в целях конспирации, и располагался. Стояло лето, и отблески солнечных лучей, причудливо преломляясь в многочисленных
