в необходимости «мужественно вступать в неправедность, идя через нее, но не к ней, вступая в нее, чтобы уйти из нее». Да, путь меча неправедный. Но разве есть, восклицает Ильин, другой, праведный? Не тот ли путь сентиментального непротивления, как «путь предательства слабых, соучастия со злодеем»? Человек может потакать злу или сопротивляться. В первом случае он мечет бисер перед свиньями, чтобы не быть растерзанным. Злодей, попирающий духовное достоинство человека, ставит каждого перед дилеммой: «предать дело Божие, соблюдая свою праведность, или быть верным Богу, избирая неправедный путь» . Мужество и честность требуют духовного компромисса, приятия своей личной неправедности в борьбе со злодеем как «врагом Божьего дела» .
Положение меченосца «нравственно-трагическое». Выход из него по плечу духовно сильным. Сильный человек не бежит от зла в «мнимо-добродетельную пассивность», но входит в трагическое положение, чтобы изжить его. В этом – его подвиг борьбы и духовного напряжения. Он выносит свои поступки, чтобы пронести «совершенное дело». Он не отрекается малодушно от содеянного, но и не идеализирует его нравственное содержание . Он очищает религиозно свою душу, но не раскаивается. Ибо он не праведен, но прав.
Справедлив меч, движимый положительной любовью к делу Божию и к Родине, и отрицательной любовью к злодейству. Меч не свят, не праведен, но он необходим в борьбе за дело Божие с силами ада и злодейства.
Ошибочно освящение силы и меча, их вознесение «на высоту совершенства и святости». Это – ветхозаветная традиция, понимающая Божество как «совершенство силы», а не как «совершенство любви и добра». Ошибочно так же налагать запрет на силу и меч, ибо обращение к ним может быть «нравственно и религиозно обязательным». Ошибочно слагать с себя ответственность и перелагать ее на Бога: мол, меч направляет не моя рука, а Бог через меня. Это путь к вседозволенности и деморализации. Это, добавим, американская манера.
Кто не выходит из любви к Богу, тому не страшно временное отступление от праведности. Он чище и выше борьбы со злом, она не сломает его. Принять бремя меча, опасностей и страданий может тот, кто утвердил свою любовь и жизнь в свете совершенства Божия. В любви ко Христу он имеет живую основу своего личного духа и черпает в ней силу подвига и очищения.
Церковь и государство, монах и воин необходимы друг другу, они совместно утверждают и обороняют дело Божие – земные содержания в их тяготениях и устремлениях к совершенству. Молитва монаха – это духовный меч, пресекающий в душе злые помыслы. Меч воина – «огненная молитва», ограждающая дело Божие от злодеяний. В Православии молитва направляет меч, но не наоборот. Такова молитва св. Сергия Радонежского и таков меч Дмитрия Донского.
Христос учил не мечу, а любви. Но ни разу не осудил он меча, «ни в смысле организованной государственности, для коей меч является последней санкцией, ни в смысле воинского звания и дела» . Ильин цитирует Апостольские
