кой-чего, как она в последний раз прибегала! Скоро он, проклёнуш, присмиреет…
Вязкая тьма затягивала Горыню, голоса отдалялись, она больше не разбирала ни слова непонятного разговора. Огонь погас.
Очнулась она с чувством, что ей нужно вставать и приниматься за какую-то важную работу, но не могла вспомнить какую. Отец… Он болен, надо за ним смотреть… Горыня стала приподнимать тяжелую, как камень, голову, еще не имея сил открыть глаза, и тут вспомнила. Отец умер. Вчера.
Не может быть. Это был страшный сон. Она села, закрывая лицо руками. Она боялась убрать руки, взглянуть на белый свет – на ту тьму, что вокруг, – боялась того, что ее там ждет. Где она? На том свете. На самом-самом дне… Там, где живут сестры-лихорадки. Вчера она видела их! Нет, не вчера, а ночью. Они приходили… Одна была похожа на Затею, другая – постарше. Они радовались богатой добыче, что столько животов человеческих сгубили. Они и отца сгубили. И про нее, Горыню, что-то говорили… Видно, наметили ее в новую добычу себе. Ну и пусть. Куда еще ей деваться, куда идти?
Наконец Горыня, услышав поблизости шум движения, разлепила глаза. Голова болела, мышцы ныли. Затея уже встала и зажгла светильник. При свете было видно неподвижное тело на лавке. Оно лежало точно так же, как его оставили вчера, и эта нерушимая неподвижность сама говорила о том, что случилось. Сколько ни причитай, ни призывай родимого батюшку встать-пробудиться, взглянуть на свое чадо милое – не встанет он, тьма его очи навек заволокла.
Из глаз Горыни потекли слезы. Вот что значит «слезами умываться», мелькнуло в голове. Сегодня мысль об этой смерти ранила ее даже сильнее вчерашнего – ночь прошла, но не унесла с собой этот ужас.
– Давай-ка, поешь да за работу принимайся, – сказала ей Затея. – Не век же ему так лежать. Возьми топор да ступай за дровами. Будем на краду класть, а там уж я прах до весны приберу.
В это утро она расщедрилась – выдала Горыне на завтрак хлеба, сала, печеных яиц, меда. Поначалу кусок не лез в горло, но, едва начав жевать, Горыня осознала, как голодна. Все эти дни еды ей доставалось мало, и хотя заботы отвлекали, она ослабела. А силы ей понадобятся.
И она совсем одна! Погребение – это дело для всего рода, всей веси. Собираются старухи обмывать и обряжать покойника, мужики кладут краду, потом ее поджигают, потом поминальный пир, потом собирают прах и насыпают над ним могилу… И все это она должна сделать сама, с одной Затеей! Чужой, опасной женщиной, которой она доверяет не больше, чем ужу и ежу!
Мысль сама собой обратилась к дому, понеслась в Волчий Яр. Умри Ракитан дома – сейчас тут распоряжались бы бабка Улюба, Оздрава, Ивина, Голованиха и другие сведущие женщины. Ей бы оставалось только причитать по отцу, и то ей бы подсказывали, когда это надо делать, а когда прекращать. У нее ведь это «первое горе», первая ее настоящая встреча с Темным Светом!
Если бы можно было оказаться дома! Горыня представила, как везет на санях тело отца назад по Луге, как привозит в Волчий Яр… И что дальше? Как на нее посмотрят
