законодательства, однако, считаются с этим состоянием матери только в том случае, если ребенок был незаконный и, таким образом, психическое состояние матери усугублялось опасением о будущей судьбе младенца и ее самой. Третьи, наконец, склонны в последнем случае видеть состояние, родственное крайней необходимости «Ehrennotstand». Естественно, что принятие в качестве основания для снижения репрессии особого состояния матери влечет за собой распространение этого положения только на нее, напротив, признание таким основанием «спасения чести» должно влечь за собой снижение наказания и для ряда других лиц.[74] При таком подходе законодательства основное значение имеет не субъект этого преступления, а то, что ребенок «незаконный», что мотивом убийства является «спасение чести», не требуется при этом также, чтобы убийство было совершено во время или непосредственно после родов, важно лишь, чтобы оно было совершено в таких условиях, что имело целью скрыть роды.
В действующем уголовном праве СССР нет единства в решении этого вопроса, в то время как в Уголовном кодексе РСФСР убийство новорожденного матерью должно быть всегда квалифицировано по ст. 136, т. е. рассматривается как более тяжкий случай убийства, в УССР текст действующей ст. 142 Уголовного кодекса снижает ответственность за «убийство матерью своего новорожденного ребенка тотчас или вскоре после родов», устанавливая за него лишение свободы на срок до 3 лет.
В 1926 г. Уголовно-кассационная коллегия Верховного Суда РСФСР в инструктивном письме № 2 писала о детоубийстве, что «сущность этого преступления и степень его социальной опасности резко расходится со всеми остальными преступлениями, предусмотренными ст. 142 (сейчас 136) УК» и поэтому считала, что «назначение суровых мер социальной защиты за это преступление не может дать никаких результатов».[75]
В дальнейшем Верховный Суд РСФСР вновь указывал на необходимость более мягкой уголовной репрессии в отношении матерей-детоубийц.
«Из проходящих через Уголовно-кассационную коллегию дел о так называемом «бытовом детоубийстве» усматривается следующий основной и существенный дефект расследования и разрешения этих дел. Подавляющим большинством этих дел является убийство матерями новорожденных детей в момент родов или через короткое время за родами, по мотивам невозможности содержать ребенка ввиду тяжелого материального положения, ложного стыда, боязни преследования со стороны окружающей ее темной среды за рождение ребенка вне юридического брака».
«Линия карательной политики судов в отношении матерей-детоубийц в бытовой обстановке должна проводиться с учетом всех смягчающих обстоятельств, при которых совершено убийство, а также и с учетом обстоятельства, что борьба с этим явлением должна вестись не столько путем судебных репрессий, сколько мерами экономического и культурного порядка».[76]
Мы полагаем, что на современном этапе нашего развития ни феодальные представления о чести Канта, ни благородные мысли Беккариа,
Так, Турецкий Уголовный кодекс, который карает вообще убийство детей каторгой на срок не ниже 18 лет (§ 449, I), устанавливает, что «если умышленно убит незаконный ребенок, еще не внесенный в метрические книги, не позже 5 дней после рождения, чтобы спасти свою честь или честь жены, матери, дочери, племянницы, приемной дочери или сестры, то наказание – каторга от 5–10 лет» (§ 453). Так и Итальянский кодекс, который снижает наказание, если причинена «смерть новорожденному ребенку непосредственно после родов или… во время родов, чтобы спасти свою честь или честь ближайшего родственника» (ст. 578). В Кубе снижается наказание матери, которая, чтобы скрыть свое бесчестие, убивает ребенка, которому не исполнилось еще восьми дней (ст. 438).
ЕСЮ. 1925. № 50. С. 1415.
Инструктивное письмо УКК Верховного Суда РСФСР от 1928 г. № 1. – Проф. Маньковский тогда же констатировал: «…судебная практика относится к детоубийцам-мужчинам столь же сурово, как и в отношении осужденных за другие виды убийства, рассматривая деяние их как обычное убийство. К детоубийце-матери судебная практика относится весьма мягко» (Детоубийство // Убийства и убийцы. М., 1928. С. 269). По его же данным, мотивами детоубийства тогда были: стыд перед окружающими – 60,2 %, материальная нужда – 36,9 %, проч. мотивы – 2,9 %». (Там же. С. 257).
