наполненный раскалёнными углями, скрылась в облаках кисловато пахнущего пара. Матушка смело нырнула в него, и отдав несколько коротких приказаний, повела меня дальше.
С особым тщанием она показала мне сухую кладовку, где в идеальном порядке были расставлены и разложены присланные мной книги, статуэтки и прочие ценности, которые я смог переслать ей ранее. Матушка всё порывалась устроить совместную ревизию, чтобы я убедился в её добросовестности, так что я еле отговорился, отложив это на завтра.
– А вот здесь у нас варенье и конфитюр… – подсвечивая себе керосиновой лампой, с гордостью демонстрировала она ряды банок, горшков, горшочков, низок с сушёными фруктами и холщовых мешочков с ягодами, – на всю зиму хватит! На ярмарках ещё продаём.
– Ой, Алёшенька… ты бы знал, какие здесь, в Оденсе, замечательные ярмарки, особенно Рождественская! Чудо, а не ярмарка! А сладости? Я тебе обязательно куплю! И петушки на палочке бывают! Помнишь? Ты же их любишь!
Улыбаюсь вымученной улыбкой, не споря и не протестуя. Понятно, что матушка видит во мне всё того же маленького мальчика, отказываясь признать, что я повзрослел.
– Да! Пойдём, я тебе свою комнату покажу! – не слушая ничего, она схватила меня за руку и побежала наверх.
Комната у матушки на втором этаже, довольно-таки просторная, светлая, обставленная с большим вкусом и очень уютная. Письменный стол, большой шкаф, комод, небольшая гардеробная и два мольберта, один из которых стоит прямо возле окна.
– Присядь! – скомандовала она, усаживая меня на стул, – Я набросок сделаю. Подожди…
Вытащив расчёску, мама пригладила мне волосы, повернула голову влево, вправо…
– Посиди смирно, мальчик мой, – рассеянно сказала она, – не шали!
Уехал я через два дня, отговорившись крайней необходимостью быть в Сорбонне как можно быстрее.
– … нет, ну как же так, – растерянно говорила мама, – один, в большом городе…
– Луиза, не переживай за мальчика, – тётушка Магда обняла её сзади за плечи, – он у тебя умный и самостоятельный, совсем взрослый мужчина.
– Взрослый… – прерывисто вздохнула матушка, прижимаясь спиной к кузине, – да, взрослый!
– Обещай… – начала она, обращаясь ко мне, – хотя нет, не надо… Просто живи, хорошо?
Высвободившись из объятий кузины, она подошла ко мне, провела рукой по щеке, вздохнула прерывисто…
… а потом с неожиданной силой притянула мою голову, поцеловала в лоб и оттолкнула.
– Ну же… – выдохнула мама, – иди! А то я тебя никогда не отпущу!
Заморгав часто, я простился с мамой и тётушкой Магдой, уселся в экипаж, где на козлах уже восседал сухопарый Гюнтер, укрощённый и присмиревший. Во всяком случае, чемоданы и сундуки, хранимые ранее матушкой, он таскал безропотно и без малейшего намёка на фронду.
– С Богом! –
