отвернул и умчался в сторону заиндевевших сиреневых кустиков. Наезженная когда-то дорога пересекала границу снегов поперёк и терялась в жёлтых, оттаявших на утренних лучах, сопках. На лиловом повороте виднелось салатового цвета пятно, куда неожиданно спикировала оранжевая стайка местных пичуг. Складывалось впечатление, что они имитировали вьюжные вихри, то поднимались вверх, то кружили, разбегаясь, то планировали на эту салатовую блямбу, то, будто подхватываемые очередным порывом ветра, снова улетали вверх и в сторону, кружась и возвращаясь. «Нет. Они репетировали некую песню в рыжих тонах и звуках!», – разведчик засмотрелся, боясь пошевелиться… Оранжевая мелодия закончилась также быстро, как началась. «Что Это: биозащита, поле Росса, башня Вольта или другое что-то? – необходимо было определить, – но как?» Диониса нельзя было обвинить в медлительности соображения. Он швырнул сорванную ранее хвойную шишку, которая пролетела без сопротивления, но неприятно вздрогнула, преодолевая прозрачный барьер. Цвет тоже изменился прямо на глазах и стал серым.
…Тогда пришлось прибегнуть к извечному помощнику – анизатропному кристаллу, который являлся одновременно талисманом, призмой, биноклем и лупой. Дио носил его на кевраловой нити, неэлектропроводной и неимоверно крепкой. «Так-так, что тут у нас? – разглядывал он, вращая камушек в разные стороны – Опаньки! Бегущая синусоида, вторая… периодическое поле. Занятно, а вот и мерцающая фиолетом „лялька“. Красиво, хитро и ничего не понятно. Придётся облететь»…Как исследователь, он обязан был обозначить проблему, сформулировать или описать кратко… Стоит заметить, что Дионис работал по старинке: во-первых, один (когда двое, проблем в четыре раза больше), во-вторых, часто в физическом теле – так больше чувствуешь и понимаешь, в-третьих, так интересней.
Глэтчер на автопилоте фиксировал высокое конусное поле, которое Дио именовал «Трюфель», и выяснилось, что оно занимало четверть северного полушария планеты. Вершина конуса слабо издавала треск и светилась неоном. Астронавту пришлось снова спуститься к подножию «куличика», так как приборы обнаружили там активное движение, однако, это были всё те же фиолетовые зайчики. И тут Диониса осенило. Он подстроил ракетоплан под периодичность синусоиды и, повторяя её движение, бочком и резким маневром «протиснулся» в Трюфель.
…О, здесь стоило побывать! Глэтчер, конечно, тут же перекрасился, а на лобовом стекле обнаружился слабый фиолетовый налёт-свечение, отчего этот умный ракетоплан недовольно выдавал противные потусторонние звуки. Дионис медленно отодвинул крышку и выбрался наружу. Стояла зимняя тишина. Он спрыгнул на снег, провалившись по колено, и сунул вглубь сугроба анализатор – ровным счётом, ничего – обыкновенная «Аш» два «О». Термометр показывал десять градусов по Цельсию (не приведи Господь иметь такое имя). Лучи Азиатки таяли в воздухе от набегающих, издали синих, туч. Мимо торопливо проскользнул заяц и скрылся в норе,
