умении справляться с тяготами и стрессами нашей профессиональной жизни. Постоянно напряженная обстановка поддерживает наши эмоции в состоянии непрерывной готовности, чтобы мы могли в любой момент приступить к действиям, но при этом может становиться причиной раздражительности, вспыльчивости или неосмотрительности.
Как ни странно, крайне напряженные ситуации меня успокаивали. Проводя операции со спецназом, я становился сдержанным и сосредоточенным и полагался только на те навыки, которые были освоены на тренировках. Эмоции отодвигались в сторону. Загорелся самолетный двигатель на километровой высоте? Не проблема: отключи насос подачи топлива, переключись на аварийную частоту (121,5), доложи о происшествии, отключи главную линию электропитания, займись поисками площадки на случай аварийной посадки, выдерживай глиссаду снижения, положи огнетушитель возле ног (где пламя может пробиться в кабину с наибольшей вероятностью), получи навигационные данные ближайшего аэропорта, уточни альтернативные места для посадки (шоссе, плантации сахарного тростника), разблокируй двери, чтобы спасатели могли тебя вытащить, следи за другими самолетами в небе, наблюдай за световыми сигналами при приближении к аэропорту и аккуратно пилотируй, чтобы обеспечить посадку при неработающем двигателе. Я не только знал, как это делается. Мне пришлось выполнить все это на практике в Пуэрто-Рико во время одного кошмарного ночного полета. Намного сильнее напрягали меня в эмоциональном плане повседневные стрессы – мелкие неудобства, задержки, отвлекающие моменты, всякие дополнения и уточнения. Эмоции меняли меня, заставляли отказываться даже от собственных стандартов приличного поведения, вынуждали к грубости, резким ответам, проявлениям несдержанности. Меня раздражал сам факт звонков из штаб-квартиры, и это сказывалось как на мне самом, так и на моих отношениях с окружающими.
К счастью, на помощь всегда приходила агент Муди. Сидя напротив меня, она говорила: «Сделай выдох перед тем, как взять трубку», «Думай о решении проблемы, даже если звонит какой-то засранец». Когда чьи-то неоправданные требования приводили меня в возбуждение, она движением руки показывала: «Убавь громкость». После окончания телефонного разговора она советовала: «Спокойный вдох и выдох. А теперь еще раз, но медленнее». А когда я начинал пересказывать ей содержание разговора, она говорила: «Только без нецензурщины», или: «Встань и потянись», или: «Давай пройдемся, прежде чем приступим к разговору».
Почувствовав, что я не в себе, она смотрела на меня материнским взглядом и говорила: «Джо, сходи на пробежку. Я не буду с тобой ни о чем говорить, пока ты не вернешься». Так я и делал. Возвратившись, я был уже намного спокойнее. Даже во время обеда она замечала, что мне не терпится вернуться к работе, и настаивала на том, чтобы я угомонился: «Рот у тебя для еды, а не для измельчения древесины».
В те дни, когда я не обращал внимания на ее советы, она напоминала мне, что, если у меня вдруг случится сердечный приступ,
