добровольцами на Германскую. И юнкера-сорокинцы, атаковавшие Екатеринодар в 18-м, были не старше. И те, кто защищал от красной сволочи Кремль в те страшные дни Смуты. Просто – настал час и для них.
Юнкера разглядывали меня с явным интересом. Я подумал, что неугомонный поручик Усвятский уже расписал мои подлинные и мнимые заслуги. Герой Горлицы, Брусиловского прорыва, Стохода. Орден Св. Владимира с мечами и бантами. Чернецовец. Участник Ледяного похода. Герой Волновахи.
Я не помню точно, что говорил тогда этим молодым людям. Кажется, я начал с того, что теперь они – сорокинцы. Это будут знать и свои, и чужие. И если для своих это честь, то для врагов – это тоже честь. Сорокинцев, как и дроздовцев, красные в плен не берут. И те, кто сумеет получить офицерские погоны, может этими погонами по праву гордиться. Затем я сказал, кажется, о том, что бои начнутся скоро, и от этих боев зависит все. Ни одна армия не будет побеждена, если найдутся еще солдаты и офицеры, не чувствующие себя побежденными. Сорокинцы еще никем не были разбиты. Многих смогли убить, но отряд по-прежнему жив, и теперь они – отряд подполковника Сорокина. И я рассказал им о Николае Сергеевиче.
Их вопросы касались, в основном, двух тем: можно ли им отращивать теперь бороды и просьба рассказать подробнее о себе. Я понял, что поручик Усвятский успел-таки изобразить меня былинным богатырем, и мне стало немного совестно. Бороды я разрешил, а автобиографию обещал рассказать позже. В подходящее для этого время.
Отпустив юнкеров и гимназистов, я выстроил господ бывших краснопузых и велел побеседовать с ними поручику Усвятскому. Слушать я не стал – поручик говорить с подобной публикой умеет. Уже уходя, я смог разобрать, как он объясняет «красной сволочи», где и как мы ставим пулеметы, чтобы стрелять по тем, кто повернет в бою назад. Дальше должны были следовать рассуждения о «чеке», но их я уже не расслышал.
Нет, конечно, лишних пулеметов для этих целей у нас не было, но подобная педагогика была не бесполезна. Особенно поначалу.
Итак, мы занялись пополнением. Юнкера, да и краснопузые уже чего-то умели, с гимназистами же было похуже. Но не прошло и трех дней, как штабс-капитан Докутович имел все основания доложить в штаб, что отряд Сорокина готов к бою. И вовремя.
На рассвете 8 марта нас разбудила канонада. Били где-то рядом. К счастью, красные батареи нацелились главным образом на Мурза-Каяш, и у нас оставалось время наскоро одеться и собрать вещмешки. Я приказал брать все имущество с собою – чувствовалось, что на хутор мы уже не вернемся.
Мы шли, увязая в грязи к Мурза-Каяш, а рядом гремело, за Сивашем взлетали красные ракеты, и становилось ясно, что это не очередной налет, а именно то самое – то самое, что господа-товарищи Геккер и Павлов готовили все эти недели. И не ошиблись: именно так для нас началось Уйшунское сражение – пятидневный бой, решивший судьбу Крыма.
Поручик Усвятский требует внести поправку. Господ красноармейцев
