съехали с носа, тонкое лицо словно вдруг огрубело. Точно кусая воздух, женщина выкрикнула:
– На сорок чертовых лет опоздал!
– Могу я попросить вас снять ботинки? У нас в кухне бежевый ковер.
Макэвой наклонился и принялся распутывать размокшие тройные узлы на шнурках. Быстро оглядел маленькую прихожую. Никаких резиновых сапог в поле зрения. Никаких собачьих корзин. Никаких мусорных мешков или грозящих обвалом газетных штабелей, предназначенных для растопки. Приезжие, подумал он.
– Ну, – сказала женщина, возвышаясь над ним, точно королева, намеревающаяся возвести его в рыцарское достоинство, – и где его нашли?
Макэвой скосил глаза вверх, лицо ее он мог нашарить взглядом, лишь вывернув шею, но тогда придется развязывать шнурки на ощупь.
– Если вы дадите еще секунду, миссис Стейн-Коллинсон…
Она оборвала его просьбу раздраженным вздохом. Макэвой представил, как посуровело ее лицо. Интересно, что хуже – сообщить ей подробности в этой нелепой позе или же заставить дождаться, пока он снимет ботинки?
– Фреда Стейна нашли в семидесяти милях от берегов Исландии, – сказал он, постаравшись вложить в голос побольше сочувственных ноток. – Он так и находился в шлюпке. Ее заметили с проходящего мимо грузового судна, и спасатели сразу же отправились на место.
Наконец ему удалось стащить один ботинок, перепачкав, правда, пальцы. Он исподтишка вытер их о брючину и принялся за второй.
– Полагаю, старый дурень устроил себе экзамен на выживание, – тихо произнесла она. – Ни за что не принял бы таблетки. Только не наш Фред. Хотел почувствовать то же, что чувствовали они. В жизни бы не догадалась, что он задумал такое. Да и кто догадался бы? Всегда такой весельчак, шутки-прибаутки, вечно всех угощает…
Совладав со вторым ботинком, Макэвой поспешно распрямился. Женщины рядом уже не было, и он с облегчением покинул прихожую. Как ни странно, в просторной кухне царил беспорядок, скорее характерный для комнат в студенческом общежитии. Вокруг глубокой керамической раковины под большим окном без занавесок громоздились стопки немытых тарелок, конфорки плиты у дальней стены заляпаны жиром и чем-то вроде соуса для спагетти. Вся поверхность квадратного дубового стола, стоящего в центре комнаты, занята газетами и счетами, а на драгоценном ковре, уже много лет как не особенно бежевом, тут и там красуются кучки смятого белья, явно ждущего стирки. Цепкий полицейский взгляд Макэвоя подметил подсохшие капли вина на донцах бокалов, выстроенных у раковины. Даже пивные кружки с выдавленными в стекле логотипами пабов использовались, похоже, для распития кларета.
– Вот и он сам, – сказала миссис Стейн-Коллинсон, кивая на стену позади Макэвоя.
Он обернулся и оказался перед целой галереей лиц – на десятке пробковых досок как попало понатыканы, приклеены скотчем, пригвождены фотографии. Черно-белые вперемешку с цветными, снимки за последние полсотни лет.
– Вот, рядом с нашей Элис. Внучатая племянница Питера,
