тут же отдергивает руку и зажмуривается, чтобы стряхнуть слезы – попытка мгновенно выполнить все мои просьбы выглядит почти комично. Даже хочется приказать ему что-нибудь совершенно бессмысленное, вроде «погладь себя по животу и похлопай по голове» или «изобрази Мадонну в видеоролике на песню “Vogue”», и посмотреть, что сделает Майкл.
– Понятно… но я все-таки спрошу – это врач тебе посоветовал молчать и притвориться, что ничего не случилось? Я, конечно, в медицине – профан, но мне такой совет не кажется логичным…
– Нет, конечно! Ничего подобного! Сначала врачи помогали мне все вспомнить. Отыскать то, что мой разум надежно спрятал, чтобы меня защитить, провести меня по лабиринту воспоминаний. Принять горе, принять потерю, прожить боль. Очень мудрые и разумные советы. И я им следовала, до некоторой степени, когда уходила из больницы – а когда возвращалась и беседовала со специалистами, то каждое их слово помогало. Но они же не могли поселиться здесь, со мной?
Я оглядываю в высшей степени опрятную кухню, которой место в музее. Думаю о доме. Доме, ставшем тюрьмой.
– Никому нет нужды приходить в эту… гробницу! Мама старалась изо всех сил, делала все возможное, но вскоре после того, как я сюда переехала, папа заболел – обнаружились проблемы с сердцем. Мне казалось, что все из-за меня, его сердце не выдержало напряжения и всех неприятностей, которые случились по моей вине.
Его жизнь висела на волоске, все было слишком хрупким – и я снова стала забывать. Намеренно. И родители обо всем забыли вместе со мной. Мы сложили воспоминания в коробку и убрали на чердак – в эмоциональном смысле, и как оказалось, и в физическом.
Проследив за моим взглядом, Майкл рассматривает коробку из-под обуви, которая так и стоит перед нами. Самая обыкновенная коробка, наши отпечатки пальцев еще видны на слое пыли, пожелтевшая бирка на боку извещает, что внутри – пара мужских туфель «броги», а рядом картинка для тех, кто не знает, как выглядит такая модель.
Ткнув пальцем в коробку, Майкл произносит:
– То есть после того… несчастного случая… ты и оказалась в больнице?
– Не сразу. Прошло, наверное, полгода. Все ожидали, что мне станет лучше, но дождались обратного, и в конце концов я совершенно потеряла голову. Мозг не выдержал напряжения, и я впала в прострацию. И еще два года жила как во сне.
Слова звучат горько, и, наверное, эта горечь одновременно оправданна и несправедлива. Вряд ли кто-то усомнился тогда, что я нуждалась в помощи. Честно говоря, меня, скорее всего, здесь бы не было, повернись тогда все иначе.
И все же я до сих пор помню ощущение глухой ярости и боль предательства, помню гнев, когда меня вырывали из мира разрушительного горя, помню, как злилась, когда меня заставляли жить дальше.
Я отчаянно цеплялась за ту боль – потому что больше ничего от нее не осталось. От моей драгоценной Грейси. Только боль потери. В моем сердце образовалась пустота, и я не желала ее заполнять. Пустота меня медленно убивала, но это все, что у меня было.
Майкл
