громадное влияние на весь оборот судьбы моей и всего моего семейства. Она умерла в полном расцвете лет, совершенно неожиданно, от холеры, осложнившейся другой болезнью. Каждая минута этого ужасного дня памятна мне, как будто это было вчера»[21]. Дети могли бы остаться полными сиротами, потому что Илья Петрович тоже заболел холерой, но он выжил.
Семьи как таковой не стало. «От прежней семейной жизни не оставалось никакого следа не только потому, что четверо детей были в закрытых учебных заведениях, но главным образом потому, что выразитель ее духа и направления умер в лице Александры Андреевны. Илья Петрович по природе своей был слишком мягок и податлив, чтобы “вести семью”. Он умел только любить ее тою любовью, которая балует да ласкает и, не заглядывая в грядущее, заботится об настоящем. Он готов был четвертовать себя для счастья каждого из своих детей, но счастье это видел в отсутствии невзгод данной минуты. Он, конечно, при этом всем сердцем хотел, чтобы дети его были такими же честными и хорошими людьми, какими были он сам и их покойная мать, но сознательно направлять к этой цели он не умел и нужного педагогического чутья для этого не имел»[22].
Вместо утраченной семьи появилось некое подобие новой. Илья Петрович, вся прежняя семья которого свелась лишь к двум малолетним близнецам, пригласил для сожительства своего брата Петра Петровича со всем его многочисленным семейством. По воскресеньям и праздникам у братьев Чайковских было весело – собиралось большое количество молодежи, устраивались танцы и разные забавы, а душой всего сборища и зачинщиками любого веселья были Петр и его двоюродная сестра Анна Петровна, которую молодежь, несмотря на разницу в возрасте, называла Аннетт.
Не всякая дружба, завязавшаяся в юности, сохраняется на всю жизнь, и не всякая дружба оставляет в жизни глубокий след. Другом на всю жизнь стал для Петра Ильича Алексей Апухтин, который в 1877 году посвятил ему трогательное стихотворение:
Ты помнишь, как, забившись в «музыкальной»,
Забыв училище и мир,
Мечтали мы о славе идеальной…
Искусство было наш кумир,
И жизнь для нас была обвеяна мечтами.
Увы, прошли года, и с ужасом в груди
Мы сознаем, что все уже за нами,
Что холод смерти впереди.
Мечты твои сбылись. Презрев тропой избитой,
Ты новый путь себе настойчиво пробил,
Ты с бою славу взял и жадно пил
Из этой чаши ядовитой.
О, знаю, знаю я, как жестко и давно
Тебе за это мстил какой-то рок суровый
И сколько в твой венец лавровый
Колючих терний вплетено.
Но туча разошлась. Душе твоей послушны,
Воскресли звуки дней былых,
И злобы лепет малодушный
Пред ними замер и затих.
А я, кончая путь «непризнанным» поэтом,
Горжусь, что угадал я искру божества
В тебе, тогда мерцавшую едва,
Горящую
Из письма П. И. Чайковского Н. Ф. фон Мекк от 12 (24) июня 1879 года.
