Хорава с лысеющей бритой головой, с несколько африканским своим лицом; Гольденвейзер, беленький, точнее – серебряный, сильно одряхлевший, с кроткой безразличностью выражения; Михоэлс с далеко оттопыренной нижней губой, глазами усталыми и вместе дикими, с пышной шевелюрой вокруг лысины. Вежливейший, глубоко вывихнутый Евгений Кузнецов[92], Храпченко[93] – большой, широколицый, с зелеными кругами под глазами, с острым носом. Эрмлер[94]. Мы проводили их в комнату директора. Вениаминов[95] пытался помочь Храпченко снять пальто. Он отнекивался. Я сказал: «Не дают человеку выдвинуться». Храпченко засмеялся. Я почувствовал себя польщенным и рассердился на себя за это только вечером. Потом все пошли смотреть «Старые друзья». Спектакль необычайно вырос после премьеры. Я был доволен, что пошел. Забыл отвратительное чувство неловкости, которое так страшно мучает меня среди малознакомых, очень знаменитых современников. В антракте гостей принимали в кабинете Акимова, где он устроил выставку портретов. Рядом, в комнате секретаря, угощали гостей бутербродами, пирожными, чаем, пивом, лимонадом. От спектакля они были в восторге[96]. Вечером пришел Миша Слонимский. У него неладно с пьесой – Александринка не берет[97]. Я взял пьесу. Утром в субботу ездил на фабрику. Смотрел сцену леса[98]. Понравилась. Вернулся. Прочел Слонимского. Из четырех – три действия плохи. В третьем акте – проблема, доказывающая, что он мог бы сделать что-то, но не знал, что это можно. Сказал ему об этом. Тоска.
23–26 апреля
В среду произошло неожиданное событие. Я получил из Берлина письмо о том, что «Тень» прошла в Театре имени Рейнгардта, точнее, в филиале этого театра, Kammerspiele[99], с успехом, «самым большим за много лет», – как сказано в рецензии. «Актеров вызывали к рампе сорок четыре раза». Я, несколько ошеломленный этими новостями, не знал, как на это реагировать. Пьеса написана давно. В 39-м году. Я не очень, как и все, впрочем, люблю, когда хвалят за старые работы. Но потом я несколько оживился. Все-таки успех, да еще у публики, настроенной враждебно, вещь скорее приятная… Пятница началась интересно. Телеграмма из Москвы. Кошеверова и Погожева[100] сообщают, что худсовет министерства принял «Золушку» на отлично. Что особенно отмечена моя работа. Поздравляют. Едва я успел это оценить – телефон: Москвин[101] поздравляет – ему Кошеверова звонила из Москвы. Едва повесил трубку – Эрмлер звонит. Тоже поздравляет. Потом начались звонки со студии. Я принимал все поздравления с тем самым ошеломленным, растерянным ощущением, с каким встречаю успех. Брань зато воспринимаю свежо, остро и отчетливо. «Золушка», очевидно, для тех, кто не знает литературный сценарий, приемлема. Ну вот. Надо ли говорить, что это еще больше выбило меня из колеи. Взбудоражило.
Кузнецов Евгений Михайлович (1899–1958) – театровед, критик.
Храпченко Михаил Борисович (1904–1986) – литературовед, председатель Комитета по делам искусств СССР.
Эрмлер Фридрих Маркович (1898–1967) – кинорежиссер.
Бениаминов Александр Давидович (р. 1904) – артист.
Государственной премии спектакль не получил.
В 1947 г. М. Л. Слонимский хотел отдать в Театр драмы им. А. С. Пушкина свою пьесу «После войны», действие которой происходит в 1945–1946 гг. на заводе, выпускающем танки.
Сцена леса из фильма «Золушка».
3 апреля 1947 г. состоялась премьера спектакля «Тень» в филиале Немецкого театра им. Рейнгардта – Камерном театре («Kammerspiele»). Режиссер Густав Грюндгенс. Письмо написал А. Л. Дымшиц, бывший в то время начальником отдела культуры Управления пропаганды Советской военной администрации в Германии: «Рад сообщить Вам, что „Тень“ прошла в Берлине с успехом, поистине великолепным… Даже реакционная пресса и то не сумела развернуть в этом случае все свои клеветнические возможности: прошипела вполголоса». К письму были приложены вырезки из немецких газет.
Погожева Людмила Павловна (р. 1913) – киновед, кинокритик.
Москвин Андрей Николаевич (1901–1961) – кинооператор. Муж Н. Н. Кошеверовой.
