style="font-size:15px;"> Сегодня к чаю у него был коржик. Вообще, Иван очень любил выпечку. Вы скажете, что тоже любите ее? Но люди, скажем, и грибы любят, но, как утверждает Толкиен, до хоббитов им в этой любви весьма далеко35. Вот и до Ивана вам, весьма вероятно, было бы далеко в вашей любви к выпечке. Обед без выпечки для Ивана и вовсе не был обедом, и он бы скорее обошелся без супа, чем, допустим, без коржика к чаю. Но коржик коржику рознь, как и песочное кольцо песочному кольцу, или сочень с творогом – сочню с творогом. В этом состоит немалая проблема любви к пище – становишься чересчур разборчивым и даже до абсурда капризным. Нормальный человек поел и пошел себе, а вот тот, кто любит поесть – и то ему не то, и это не это. Уж коржики, казалось бы, все одинаковы. Но нет, стоит вам полюбить выпечку, и вы очень быстро поймете, что нет в природе двух одинаковых коржиков. Один слишком рыхлый, другой, напротив, чересчур твердый, пересушенный. Мелочь, конечно, но настроение уже не то. Непредсказуемые, в общем, это ребята – одинаковые с виду коржики36. Соответственно, каждый раз, приступая к чаепитию, Иван с опасливым ожиданием делал первый укус – каким-то будет его сегодняшний коржик? Оказался вполне себе. Бывают и повкуснее, но вполне подходяще. Как и программа по теле, в общем. На крепкую четверку. Иван не торопился – на уничтожение всего одного коржика у него обычно уходило минут десять – он бы с удовольствием уничтожил и два, и три коржа, но приходилось помнить о желудке. Параллельно он следил за программой об актере. Показывали отрывки из кино и спектаклей – некоторые он знал, некоторые видел впервые. Вот, например, отрывок из теле-спектакля «Фома Гордеев», где актер играл крестного Фомы:
«– Жизнь, брат Фома, очень просто поставлена: или всех грызи, иль лежи в грязи…
Старик улыбался, и обломки зубов во рту его вызвали у Фомы острую мысль: «Многих, видно, ты загрыз…»
– Лучше-то ничего нет? Тут – всё?»
Фоме внушалось, что – да, тут всё, а он, видимо, хотел увидеть в жизни и что-то другое. Что-то кроме извечной грызни за кусок побольше. Отрывок этот весьма зацепил Ивана, тем более, что он не только не смотрел спектакля, но и книгу не читал. Тут ему пришлось поставить себя на место Сани Григорьева из «Двух капитанов» Каверина, а Саню его подруга Катя однажды поймала на незнании романа Диккенса – при том, что Саня считался весьма культурно продвинутым индивидом37. А тут такой пробел. Это дело надо было исправлять. И Сане, и Ивану.
И вдруг Ивану стало не по себе – он почувствовал приближение той самой неведомой угрозы; он снова почувствовал себя в магическом круге, который пытается пробить некая нечистая сила. Как-то это было связано с только что увиденным отрывком. Но как? Он по-прежнему не мог этого понять. Вместе с тем, сейчас, за чаем, страх не завладел им, но лишь слегка к нему прикоснулся и отступил. Почему? – опять-таки
Утверждает он это в главе пятой книги первой – первой же части; называется глава «Заговорщики» – во всяком случае, так она называется в переводе Григорьевой-Грушецкого, а это, несомненно, лучший перевод, что бы вам ни говорили любители других – худших переводов. Впрочем, чем спорить о переводах, обратимся к оригиналу. Итак, Толкиен говорит: «Hobbits have a passion for mushrooms, surpassing even the greediest likings of Big People», а глава называется: «A Conspiracy Unmasked».
«– В металле и вообще в машинах много непонятного. Возьми Форда. Он выпустит сотню машин, и две или три из них – ни к черту. Не что-нибудь одно барахлит, – вся машина барахло. И рессоры, и мотор, и помпа, и вентилятор, и карбюратор. Она вся помаленьку разваливается, и никто не знает, почему так. Возьми другую машину, тоже с конвейера, – вроде такая же, как все, да не такая. В ней что-то есть, чего в других нет. В ней силы больше. Как в крепком человеке. Делай с ней что хочешь – все выдержит». (Монолог Хуана из книги Стейнбека «Заблудившийся автобус»).
« – Как ты не понимаешь – он просто страшный, – сказала она. – Ты привык, и поэтому не замечаешь. Он похож на Урию Гипа. – На кого? – На Урию Гипа. Я притворился, что знаю, кто такой Урия Гип, и сказал многозначительно: – А-а. Но Катю провести было не так-то просто! – Эх, ты, Диккенса не читал, – оказала она. – А еще считаешься развитым. – Кто это считает, что я развитой? – Все. Я как-то разговорилась с одной девочкой из вашей школы, и она сказала: „Григорьев – яркая индивидуальность“. Вот так индивидуальность! Диккенса не читал!» (Вениамин Каверин. «Два капитана»)
