ги из красного железистого гравия, почти забытой в нынешние военные времена. Высокая девушка в серой бейсболке положила калашников на капот большого щелястого внедорожника и принялась рассматривать свои руки. Нет, это уже не руки дочери шейха – на костяшках смуглых кулаков ощутимые мозоли от ежедневных отжиманий от пола; несколько мелких рубцов, оставшихся с детства после ударов по зубам каким-то мальчишкам; немного утолщенный сустав большого пальца после перелома пястной кости в финале первенства по тайскому боксу (выигранном!); с внешней и внутренней стороны левой кисти белесый гипертрофический шрам длиной в полтора сантиметра – следствие спарринга по ножевому бою в Военной академии, когда инструктор Гленн проткнул ей насквозь ладонь ножом из армированного пластика, а она в запальчивости в ответ рубящим ударом перебила британскому наемнику ключицу. Но это ладно. Хуже другое. За полгода, проведенные в пустыне, обезвоженная кожа на руках стала тусклой и покрылась белым налетом. Ногти словно припудрили. Они потеряли естественный блеск и стали как у покойника. Началось расслоение ногтевых пластин. Еще немного скитаний по дикой сухой местности, и она станет человеком без ногтей. Завтра они ограбят французов… нет, лучше сказать, экспроприируют. На родине дослужилась до капитана госбезопасности, а здесь, в Африке, вот-вот скатится до грабежа. О, Аллах, прости все грехи и проступки! Уже совсем скоро местный бандит Омар Хомахи расскажет ей о настоящих причинах смерти матери. И тогда можно эвакуироваться из проклятой пустыни. Она больше никогда не увидит людей с синими тряпками на лице.
Девушка запрыгнула на водительское сиденье внедорожника и без надежды покрутила ручку автомагнитолы. Ни радио, ни газет, ни фейсбука. Небольшой куполообразный шатер из козьих и муфлоньих шкур, окрашенных красноватой охрой, проржавевшая японская колымага – вот и весь их повстанческий лагерь.
Зимнее солнце стало посматривать в сторону Магриба, и человек без лица принялся разжигать огонь из колючек и сухого помета на ржавом, чуть теплом песке. Дядюшка Орион, старший партизанской группы, вместо обсуждения плана предстоящей операции потер неоднократно сломанный нос и безмятежно полез отдыхать в палатку. О Аллах! Она присела на корточки у костра, и человек без лица впервые (после утреннего знакомства) обратился непосредственно к ней:
– Медина – это имя или позывной?
– Имя.
– Знаешь, что оно означает?
Девица молчала.
– «Блистательный город», если перевести с арабского.
А этот тип не был простаком. Может, даже умел читать, что редкость для мужчин с синей тряпкой на лице.
– Медина, а ведь верно люди говорили, ты и вправду похожа на нашу царицу Тин-Хинан. Тоже высокая, зеленоглазая, сильная…
Как же они надоели с этой своей Тин-Хинан! В Мали она оказалась в начале жаркого лета, а сейчас уже зима, ветреный декабрь.
Человек без лица как бы в подтверждение своих слов несколько раз энергично кивнул синим тюрбаном. Его лицо было закрыто до самых глаз, и вот это раздражало больше всего. У здешних мужчин нет лиц, только глаза. Серые, голубые, черные или, как у этого типа, желтые, обведенные углем. Они смотрели из узкой щели между тюрбаном и вуалью, как из амбразуры. Говоря языком следователя или оперативника, а у себя на родине она успела поработать и тем и другим, составить словесный портрет мужчины-туарега невозможно. И понять, о чем он думает, тем более.
– Медина, а сколько тебе лет? Двадцать пять?
– Да.
– Значит, через пять лет ты сможешь выбрать себе мужа. Выберешь меня?
– Пока сюда ехали, ты болтал мало, и это было неплохо, – резко сказала, и ее ответ человеку без лица не понравился.
– Говорят, ты владеешь боевым джиу-джитсу? – Он недоуменно пожал плечами: мол, разве так бывает. – Такая красотка – и джиу-джитсу. Это забавно…
– Твое имя в переводе означает Орел? – спросила она недружелюбно и подложила хворостину в костер. В глазах цвета лесной ночи мелькнули два дракона. – А ты и вправду орел?
– Тебе виднее, Медина… Покажешь коронный удар?
– До ближайшего спортзала километров восемьсот. Если по прямой.
– А у нас тут свой стадион! – Оказывается, этот тип мог феноменально быстро переходить со спокойного тона на дерганый фальцет. – И стрелковый тир настоящий! Ну, давай! Покажи, что ты за боец! – Он вскочил на ноги, скинул плащ из тонкого серого войлока с капюшоном, отпрыгнул от огня и приготовился к воображаемому нападению: выставил перед собой левый кулак, а правым прикрыл подбородок. Сухой и длинный, как все туареги.
– Хорошо, Орел, раз ты настаиваешь. – Она встала с корточек и по привычке провела руками по волосам, убранным назад в несколько тугих косичек, поправила воображаемый хиджаб. Никак не привыкнет, что местные мусульманки платки не носят. – На все
