и синим тюрбаном на голове он напомнил ей фокусника бродячего цирка из старого американского фильма «Что-то страшное грядет». Она вздохнула. Сейчас нельзя расслабляться, думать о странах, где хотелось бы побывать. В начале лета она впервые в жизни покинула всегда беспокойный родной горный Йемен (еле-еле выбралась) и планировала временно осесть в Европе, чтобы получить нормальный паспорт, потом путешествовать, повидать белый свет. Наконец-то побывать на футбольном стадионе в Португалии, о котором постоянно вспоминал отец, благородный йеменский шейх (мир его праху!). И еще обязательно научиться плавать, глядя из прохладной чистой воды на скандинав-ские фьорды… Но по пути в Европу прилетела на неделю в Мали, на родину давно умершей матери, и застряла среди взбунтовавшихся кочевников-туарегов на полгода…
– Пенка в чае – для красоты! Мы, туареги, любим, чтоб было красиво! – сказал Орел слишком громко. Нелепую для зимней Сахары фразу он явно скопировал у старших.
– Наверное, я скоро умру от сахарного диабета. – Одним глотком она допила невыносимо сладкий чай.
– А просто жизнь должна быть сладкой, – важно сказал птенчик.
– Забавно это слышать, сидя посреди верблюжьего дерьма.
– А ты не задавайся! – крикнул он фальцетом. – Мне говорили, твой отец – араб из Саудии. Но у нас, у туарегов, родство передается по матери. Значит, ты – туарег, причем знатного рода! И твоя настоящая родина – наша пустыня!
Прокричавшись, он опустил завесу из синей ткани до подбородка, чтобы самому насладиться напитком. По привычке сравнивать людей с героями фильмов она решила, что птенчик похож на киноактера Нортона, игравшего психа в «Бойцовском клубе», только глаза у него не синие, а желтые, аккуратно обведенные черным углем.
Орел допил чай и принялся распечатывать коробки с сухими пайками французской армии: пакеты с супом-пюре, мясное ассорти с утиным конфи, свинина по-креольски, паштет из оленины Le pâté de la venaison de cerf, пакетики с майонезом, мюсли, карамель Dupont d’Isigny, одноразовые ложки, салфетки. Жестяную банку со свининой он брезгливо взял двумя пальцами и бросил в сторону, как мусор. Туда же последовал шоколадный крем-десерт.
– Э-э, полегче! – она даже чуть повысила голос. – Пудинг-то чем тебе не угодил?!
– На упаковке написано, – со значением сказал птенчик и даже поднял вверх указательный палец, – что среди ингредиентов есть ликер, то есть алкоголь! Харам для мусульман! Строго запрещено!
Она взяла сухой крекер и намазала оленьим паштетом.
– Ты знаешь французский?
– Только упаковки могу прочитать. – Он с наслаждением перекатывал во рту разогретое мясное ассорти с утиным конфи. – Скажи, пожалуйста, Медина, а где сейчас твоя мама-туарег?
Птенчик пытался ею манипулировать. Слишком мягко, доброжелательно спросил о матери. Однако надо же как-то налаживать «боевое сотрудничество».
– Моей мамы давно нет.
– Как ее звали?
– Таназар.
– Как она умерла?
