шесть, на фронте с первых дней и даже получил легкое ранение. После госпиталя направили в разведшколу. Степан был женат и потому каждую свободную минуту писал жене письма. Доброжелательный по характеру, он быстро сошелся с Федором, подшучивал над ним, над его ростом, недюжинной силой, над его житейской мудростью. Как-то он прочитал ему одно из только что написанных писем и спросил, почему тот никому не пишет. На что Федор ответил:
– Деду своему отписал, а более некому.
– Что, и девушки нет?
– Есть, да не знаю, что ей написать. Через деда привет передал, чего еще?!
– Эх ты, сказано Медведь! Да разве привета она от тебя ждет? Слов ласковых, воспоминаний приятных, заверений в верности и любви…
– Да какая там любовь? – возмутился Федор. – Нацеловаться толком не успел…
– Ну-ну… – усмехнулся Степан. – Тогда сиди пень пнем, а лучше – Медведь Медведем!
Наконец, решившись, Федор написал: «Здравствуй, дорогая Анна. Привет твой через деда получил, за что большое спасибо. У меня все хорошо. Жив-здоров, чего и тебе желаю. Учусь воинским наукам. Кормят здесь хорошо, высыпаюсь. Вот и все новости. Передавай привет всем нашим ребятам-одноклассникам. Кланяюсь. Федор».
Перед тем как отправить, дал прочитать письмо Степану. Тот, ознакомившись, рассмеялся:
– Ты что, никогда писем девушкам не писал?
Федор мотнул головой.
– Оно и видно. Разве так пишут: «…кормят хорошо, высыпаюсь…» Ты бы еще написал, что регулярно водят в баню и меняют портянки.
– О чем же тогда писать? – недоумевая, протянул Федор.
– О том, чего она от тебя ждет. Что думаешь о ней постоянно, забыть не можешь горячие ее поцелуи, запах ромашки в ее волосах… Сушеной ромашкой, поди, голову-то моет? Что во время уроков с нее глаз не сводил…
– Так я сидел на последней парте, а с нее Анну не видно.
– Чудак-человек. Придумай что-нибудь, – поучал Степан. – С тебя станется, а ей приятно. С подружками будет чем поделиться… У них же поохать да поахать – первое дело.
Задумался Федор. Распознать следы на снегу, описать повадки животных и птиц ему по плечу, а вот с чувствами к девушке, да все это на бумагу положить – дело непосильное. Благо, что думать об этом некогда. За занятиями – не до писем.
К концу апреля курсанты все больше времени проводили в лесу, на полигоне, на стрельбище. Федор воспринял это с превеликой охотой. Занятия же в классах переносил с трудом: уж больно тяжко ему было изучать уставы, особенно заучивать целые страницы, наставления по стрельбе, фотографии с образцами немецкой, итальянской и румынской военной техники, но самым трудным для него оказался немецкий язык. Обладая цепкой памятью, Федор верно выстраивал предложения, но произношение… Не раз он слышал от Инны Фридриховны: «Поверь, Федор, знание языка не одному разведчику спасало жизнь, и тебе поможет в трудную минуту! Учи!» И Федор учил. Даже сквозь сон он нередко выкрикивал фразы на
