В бистро, в этой деревне? В деревне, о существовании которой почти никто знает. А еще меньшее число людей находит ее. Но ты ее нашел, – подумал Гамаш, не выпуская холодной руки мертвеца. – Ты нашел эту деревню и нашел смерть».
– Он мертв часов шесть – десять, – сказала доктор. – Его убили после полуночи, но не позже четырех или пяти часов утра.
Гамаш посмотрел на затылок мертвеца, на рану, которая его убила.
Она была ужасна и, похоже, нанесена чем-то очень твердым. И очень разозленным человеком. Только злость могла объяснить удар такой силы. Силы, сокрушившей кости черепа. И то, что они защищают.
Все, что делало этого человека тем, кем он был, находилось в его голове. Кто-то покончил с этим одним жестоким, решительным ударом.
– Крови почти нет.
Гамаш поднялся, посмотрел, как работают криминалисты, отыскивающие улики в довольно большом зале. Порядок здесь был нарушен. Сначала убийством, потом – ими. Незваными гостями.
Оливье стоял у огня, грелся.
– Тут есть одна проблема, – сказала доктор Харрис. – Обычно ранения головы сопровождаются обильным кровотечением. Здесь должно быть больше крови. Гораздо больше.
– Наверное, ее смыли, – предположил Бовуар.
Шарон Харрис снова склонилась над раной, затем выпрямилась:
– При такой силе удара кровотечение могло быть обильным и внутренним. А смерть – почти мгновенной.
Это была наилучшая из новостей, какие Гамаш когда-либо слышал на месте убийства. Смириться со смертью было хоть и трудно, но возможно. Даже с убийством. Страдания – вот что было для него неприемлемым. А он видел много страданий. И страшных убийств. Облегчением было узнать, что человек умер мгновенно и без страданий. Вот она, чуть ли не гуманная смерть.
Как-то раз он слышал сказанную одним судьей фразу о том, что самый гуманный способ казнить преступника – это сказать ему, что он свободен. А потом убить.
Гамаш возражал против этого, спорил, протестовал. Но, исчерпав все аргументы, вынужден был согласиться.
Глядя на лицо этого мертвеца, он видел, что тот умер без страданий. А поскольку удар был нанесен сзади, то он даже и не предвидел его.
Это почти как смерть во сне.
Но не совсем.
Тело уложили в мешок и увезли. Люди на улице мрачно расступились, образовав проход. Мужчины отряхивали воду с шапок, женщины стояли печальные, плотно сжав губы.
Гамаш отвернулся от окна и присоединился к Бовуару, который сидел с Оливье, Габри и Мирной. Бригада криминалистов переместилась в подсобные помещения бистро, в приватную столовую, комнату для персонала, кухню. Главный зал почти обрел свой обычный вид. Если не считать вопросов, висевших в воздухе.
– Я сожалею о том, что произошло, – сказал Гамаш, обращаясь к Оливье. – Как вы себя чувствуете?
Оливье тяжело вздохнул. Вид у него был измотанный.
– Мне все еще не по себе. Кто он был? Вы не знаете?
– Нет, – ответил
